– На всю жизнь из-за моста? – не поверил ямщик.
– А ты как хотел? Мост казенный, преступление государственное.
– Сознаюсь! – Ямщик плюхнулся на колени. – Я поджег, барин. Бес попутал.
– Подробнее.
– Поляка месяц назад возил. Он с Берг хотел повидаться, а она от ворот поворот ему. Расстроился поляк, а я объяснил: барыня замуж выходит, честь бережет, с чужим мужчиной не может встречаться. Он и спрашивает: "За кого замуж?" – "За князя Северского". Призадумался, потом говорит: "Попасть мне на ту свадьбу надо". Я идею и подал – подожгу мост, а вы под видом путника и нагрянете. Бес меня попутал.
– В церковь почаще ходи, – посоветовал Терлецкий.
– Уводи, все ясно, – приказал урядник денщику. – Запри в подвале.
– Учитесь, Киросиров, – наставительно произнес Федор Максимович. – Две минуты – и никакого мордобоя.
Урядник на слова Терлецкого обиделся и сорвал злость на смотрителе. Тот не уезжал, ждал – вдруг понадобится?
– Это ты виноват! Смотреть за ямщиками надо!
Киросиров замахнулся, но опытный Сочин неожиданно бухнулся на колени; рука урядника просвистела в воздухе, он потерял равновесие и чуть сам не упал.
– Киросиров, успокойтесь, наконец! – рявкнул Терлецкий. – Сочин, свободен.
– Спасибо, батюшка! – Старый солдат поспешил ретироваться.
Федор Максимович остался один на один с урядником.
– Поделитесь-ка лучше своими мыслями, – попросил Терлецкий задушевно. – Попали мы, как кур в ощип! Думаю, пора полицмейстера из Смоленска вызывать.
– Зачем? – удивился Киросиров. – Два преступления раскрыты: поджог моста и убийство поляка. Виновные пойманы. Исправники приедут – в тюрьму отвезут. А насчет князя и Насти не бойтесь – я протокол вскрытия порву и выброшу. Кто такой Тоннер? Может, в Петербурге он шишка, а у нас – кочерыжка. Угорели, и точка!
– А княгиня где?
– Да хоть где! Если сбежала – скатертью дорога. Прибежит – допросим.
Терлецкий снова почесал залысину. Надо посоветоваться с доктором. Бриллианты, вексель, цианистый калий… Голова идет кругом!
Глава семнадцатая
– Ты кто такой? – Дверь кареты пред Павлом Игнатьевичем распахнул незнакомый человек.
– Савелий, старший конюх их сиятельств.
– А где Ерофей?
– Заболел, – коротко ответил Савелий.
– Чем? Доктор осмотрел?
– А чего смотреть? Всю морду раздуло! Свинка! Пусть полежит, неча людей заражать! Мы ему не чужие – к моей Глашке свататься вздумал.
– А ну зови-ка жениха!
На крыльце генерал курил трубочку. Воспользовавшись задержкой, к нему подошел Роос.
– Генерал, а почему вы не хотите поехать с нами? Погода хорошая, самое время прогуляться! – Этнограф хотел послушать еще генеральских баек.
Веригин натуру имел деятельную, сидеть на месте не любил. А вечер предстоял скучный. Литию слушать неинтересно, валяться в кровати глупо, а уехать не разрешают.
– Пожалуй, прокачусь, – внезапно решил Веригин, чем озадачил Павла Игнатьевича. Посадить генерала было некуда. Выручил Пантелей.
– Тогда я здесь заночую, все одно завтра приезжать. – Хоть и не любил купец князя Василия, но считал себя обязанным проводить последнего из Северских в последний путь.
Савелий привел Ерошку. И впрямь щека раздута!
– Ну что, жених? – спросил Павел Игнатьевич. – Заболел, говоришь?
Держась ладонью за щеку, Ерошка что-то промычал.
– Опять свинкой?
Кучер снова замычал и попытался кивнуть.
– Рот открой! – приказал Павел Игнатьевич. – Свинкой два раза не болеют!
За Ерошкину щеку были набиты мелкие камешки; управляющий приказал их немедленно выплюнуть.
– Симулируем, значит!
Ерошка виновато опустил глаза, хотя был счастлив. Если б мог, пустился бы в пляс от радости! А еще Мари на него посмотрела, и, как показалось парню, с интересом. Савелий ужаснулся.
– В рекруты захотел? – грозно спросил Павел Игнатьевич.
Пришлось Ерофею в ноги пасть.
– Простите, Павел Игнатьевич, Христом богом, клянусь, не буду больше.
– Как дети малые! – Управляющий был строг, но человеколюбив. Влюбился парень, с невестой, видно, побыть хотел. Наказать надо, чтоб впредь не баловал, но простить можно.
– На первый раз гальюны вычистишь. – Павел Игнатьевич начинал службу на флоте, давно это было, однако нет-нет да и проскакивало в речи управляющего морское словечко. – Поехали, господа торопятся.
Савелий стоял посреди двора, раскрыв рот.
– Что встал, будто аршин проглотил? – напоследок выговорил ему Павел Игнатьевич. – Почему на парадном дворе лошади?
Рядом с каретой стояла сочинская линейка.
– Посмотри, газон щиплют. Немедленно убрать! Трогай, – велел управляющий Ерошке, когда все расселись.
Савелий проводил карету тревожным взглядом. Линейку убирать и не подумал. У него были другие неотложные дела.
Сочин не спал всю ночь – мучила лихоманка. Озноб колотил так, что думал, концы отдаст. Решил петербургскому доктору показаться.
Тоннер был занят, ждать пришлось долго. Наконец Илья Андреевич вышел из покоев княгини. Шансы у Анны Михайловны оставались, правая половина тела не была парализована, речь иногда прорывалась, правда бессвязная. Только бы третий удар не хватил!
– Вашебродие! – Сочин снял шапку и низко поклонился.
– Слушаю, – устало ответил доктор. У него болела голова, хотелось прилечь.
– Может, чаво присоветуете, а то лихоманка жить не дает…
Подведя старика к окну, Илья Андреевич осмотрел его, велел открыть рот, подробно расспросил:
– Так-с, моча цвета кваса?
– Да. Откуда знаете?
Тоннер усмехнулся:
– Работа такая. Ладони покажите. Хуже примерно год назад стало?
– Опять угадали-с, барин.
– Да не угадал. Снимайте рубаху и ложитесь на кушетку.
Тоннер долго мял стариковский живот, потом велел смотрителю подняться и скинуть портки. Всю срамоту оглядел и даже пощупал. В белую гостиную, где они пристроились, вошел переводчик. Видно, тоже в докторе нужду имел. Сидел, нетерпение выказывал, на часы посматривал.
– Посоветовать могу лишь питье, – закончив осмотр, сказал доктор. – Пейте побольше. Но не чай, а боярышник заваривайте или лист лопуха. Острого, соленого и жареного кушать нельзя.
– Помру скоро? – Этот вопрос волновал старика больше всего. Утром хотел детям писать, приезжайте, мол, со стариком прощаться.
