– Нет! – Генерал воздел к потолку палец. – Человеку при неправильном питании организм сигналы посылает. Если вместо щей питаться овощным бульоном с гренками, живот от голода бунтовать начинает. И человек вслед за ним: "Долой короля! Да здравствует парламент! Свобода, равенство и братство!" Менять что-то надо, а что – непонятно… Тут бы гречневой каши со свининой, да сверху рюмочку. Ты, Гришка, наливай, да не жалей. Но не жрете вы гречку! Один шпинат да артишоки! Правда, Пантелей?
– Правда, ваше высокопревосходительство, – подтвердил купец. – Как пробуду месяц за границей, черная краюха начинает сниться. Ничего вкуснее нет!
– Вот, даже хлеба нормального испечь не можете в своей Европе.
– Я не из Европы, из Америки, – напомнил Роос.
– А кто в Америке живет? Беглые каторжники из Европы! – Генерал выпил еще стопку.
– В Америке разные люди живут. Мои голландские предки, например, покинули родину из-за религиозных убеждений, – объяснил этнограф.
– Все эмигранты уверяют, что из-за убеждений сбежали. А копни любого поглубже – уголовник. Кто же Родину бросит, коли душой чист!
Кроме генерала, никто не пил – только пригубили, поминая убиенных. Веригин же увлекся философскими размышлениями, и против своего обыкновения, спиртное никому не навязывал.
– И при этом господа из Европы пытаются нас поучать, навязывают свои обычаи! Пардон, не получится. Нам ваши безбожные нравы ни к чему. Конституция, понимаешь, братство, равенство! С кем, я вас спрашиваю, равенство? С Гришкой, что ли? Который его высокопревосходительству битый час рюмку налить не может?
Хоть и говорил Веригин по-французски, лакей почувствовал опасность и имя свое, несмотря на грассирующее "р", узнал. Подскочил, мигом наполнил рюмку, генерал немедля выпил. Для верности Гришка тут же ему опять налил.
– А кто Европу от Бонапарта спас, спрашивается?
– Союз трех империй, – сказал Роос.
– Мы! Пришли, освободили, супостатов прогнали! А вы вместо благодарности снова нос воротите: Россия-де – азиатская империя, отсталая страна, мужики в лаптях! А мы, Корнелий, побогаче всех будем. Ты на императорскую корону нашу погляди – ни у кого такой нет. А почему?
Вопрос снова был риторическим, и Роос терпеливо подождал, пока генерал выпьет и сам себе ответит:
– Оттого, что власть в одних, Богом избранных руках! И кушаем правильно, так что демократия нам не грозит! Наша страна только крепчать будет. Понял?
Тучина генерал раздражал. Это из-за него попали в переделку. Какую с Денисом придумали отличную шалость насчет сына Великого князя! Кто мог ожидать, что этот тупой солдафон, знающий всех бастардов в лицо, попадется на станции?
– У вас, Павел Павлович, типично русская черта! Говорите по-французски, любите шампанское, кабы не мундир, сидели во фраке. И при этом хаете Европу! Мне кажется, вы просто завидуете, что за границей люди живут лучше.
Хоть характер Тучина был уже всем известен, такой наглости от арестованного никто не ожидал. Киросиров даже привстал. Но генерал ответил вполне миролюбиво:
– В чем-то, Сашка, ты прав. Самобытность мы потеряли. А все из-за Петра Первого! Не спорю, и к морю надо было выйти, и наукам всяким подучиться. Но нравы и обычаи сохранить. И одежду удобную – кафтаны, шаровары. Вот смотрю на Пантелея, радуюсь! А немцев зачем Петр столько завез? Все беды от них! Дворяне, вон, от службы нос воротят – голых баб малюют.
Все взоры устремились на Тучина, но тот продолжал кушать как ни в чем ни бывало. Сидевший рядом с ним Николай пытался разрезать кусок мяса. Воткнул в него вилку, но ножом почему-то орудовал в другой части тарелки.
– И еще Петру простить не могу – курить, гад, заставил! Тьфу, пакость!
Веригин достал дорогую пеньковую трубку и запустил ею в противоположную стену. Тучин, сидевший напротив, еле увернулся.
– Ты, Гришка, опять меня обижаешь. – Веригин протянул рюмку в сторону бежавшего на всех парах лакея.
Тоннер волновался за генерала. Не молод, вчера крепко выпил, сегодня побегать пришлось – и опять пьет! Так и сердце может отказать.
Киросиров попросил адъютанта передать ему соль. Николай зачем-то встал, хотя мог дотянуться и сидя, отодвинул стул, потом начал шарить по столу как слепой. После нескольких попыток солонку все-таки нащупал и вручил с глупой улыбкой уряднику, но, попытавшись сесть на отодвинутый стул, рухнул на пол.
– Ты что, пьян? – заплетающимся языком спросил Веригин.
– Нет, ваше высокопревосходительство! – ответил Николай, поднявшись.
– Смотри, за убийцу головой отвечаешь.
– Сашенька от меня никуда не убежит! – таким же заплетающимся, как у командира, языком произнес адъютант и погладил Тучина по голове.
– Дай-то Бог, дай-то Бог! – задумчиво сказал Веригин и внезапно повернулся к Роосу. – Кстати, насчет Бога! Что вы там про религиозные убеждения говорили? Ну-ка, поподробнее! Сектант?
– Нет, протестант.
– Ни о чем не говорит! – расстроился Веригин. – Без рюмашки тут не разберешься. Гришка, наливай!
– Да-да. – Гришка подскочил к Веригину.
– Наливай побольше, до краев, чтобы не оскудела рука дающего… Правильно цитирую? – Веригин обернулся к отцу Алексею, прервавшему бдение ради трапезы.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – затараторил поп и начал мелко крестить стол.
– Христа чтите? – выпив, генерал продолжил допрос Рооса.
– Да.
– И апостолов?
– Да.
– А святых и великомучеников?
– Нет.
– Не признаете, значит… Так, так, так… Ну, хотя бы пост соблюдаете?
– Тоже нет.
Генерал стукнул кулаком:
– Мы, конечно, народ веротерпимый, но терпение наше иногда лопается.
Американец попытался его утешить:
– Зато не пьем и не курим.
– Мы теперь тоже не курим, – вспомнив о трубке, с сожалением заметил Веригин. – Гришка!
Лакей уже не отходил от Веригина. Все понимали, что генерал вошел в пьяный кураж и успокоить его сможет только сон. Один Угаров слушал с интересом. Европа не произвела на Дениса того впечатления, которого он ожидал. Действительно, картины, соборы, скульптуры поражали, но их сотворили не ныне живущие… Все свершения духа относились к почти сказочным временам античности. Современные художники так же копировали непревзойденные образцы, как и Сашка с Денисом. Так зачем мы подделываемся под европейцев? Носим их одежду, говорим по-французски, позабыв свой язык. Мы потеряли самобытность, "оторвались от корней" – потому и не уважают русских в Европе.
– Я согласен с вами, ваше высокопревосходительство! – горячо воскликнул Угаров. – Европа живет наследием Римской империи, сама же за многие столетия не придумала ничего!
