Веригин посмотрел на Дениса осоловевшими глазами. Потом, потрясая вилкой с нанизанным огурчиком, спросил у Рооса:
– Нечего сказать?
Американец не согласился:
– Позвольте, генерал! Одно из изобретений вы просто держите в руках!
– Огурец?
– Нет, вилку.
– Вилку? – переспросил генерал.
– Представьте себе, ее изобрели итальянцы. У них есть такое блюдо – лазанья.
– Я пробовал, – вспомнил Тучин. – Вкусно! Слой пасты, слой сыра, слой овощей, слой мяса. Все вместе запекается в печке.
– Простите за неосведомленность, – вмешался Рухнов. – Что такое паста?
– Итальяшки так называют макароны, – пояснил Тучин.
– Верно. – Роос продолжил: – Такое блюдо невозможно есть руками (слишком горячее) и ложкой (чересчур скользкое). Поначалу ели лазанью с помощью шила.
– Вот идиоты! – прокомментировал Веригин. – Гришка, а почему рюмка пуста?
Тоннер делал Гришке отчаянные знаки: в доме убийца, и пьяный генерал ему не помеха, трезвый же – наоборот. Но Гришка Веригина боялся больше, чем доктора, и покорно налил еще.
– Вскоре, – продолжил свой экскурс Роос, – кто-то придумал есть лазанью с помощью двух шил, а позже соединил их в один столовый прибор.
– Ты, Корнелий, не обижайся, – сочувственно сказал Веригин. Этнограф генералу в общем-то нравился. – Сходи-ка, братец, в хлев, посмотри на вилы! Без всяких макарон их придумали!
– Вилка – это так, для примера. Столько всего изобретено за последнее время! – И Роос начал торопливо перечислять: – Паровой двигатель, железные дороги, электричество.
– Еще раз говорю – все это глупости от неправильного питания. Кому-нибудь из вас нужно это самое электричество?
Генерал обвел взглядом присутствующих. Многие и слова такого не слышали.
– Так что запишите-ка рецепт щей. Пусть ваши пухлые итальянки, – генерал любил женщин тонких, стройных, с узкими бедрами и плоским животом, таких, как Елизавета Берг, – его освоят и спасут, наконец, несчастную Европу от демократии.
– А мне итальянские женщины понравились. И в постель их не надо затаскивать, сами ложатся! – Тучин улыбнулся воспоминаниям. – А страстные… Не то, что наши… – Саша отодвинул наваливавшегося на него Николашу. – Русская баба как бревно! Даже ногами не дрыгает!
Генерал привстал:
– Зато русские мужчины – о-го-го! Ко мне парижанки в очередь записывались… Гришка, налей!
Веригин жадно осушил рюмку, будто год не пил.
– Вы не только от кавалерии, вы и от любви генерал! – восхитился неудачливый по романтической части Рухнов.
– От любви? – У Веригина вдруг защемило за грудиной, внутри все сжалось. Генерал почувствовал, что даже если Елизавета отравительница, он любит ее больше жизни. Вслух лишь прошептал: – Это не любовь, это плотское. Любовь одна на всю жизнь дается, и кого полюбишь: честную женщину или преступницу – не знаешь. И сделать с этим уже ничего не сможешь…
Генерал внезапно уронил голову на стол и разрыдался. Мигом к нему подскочили, с трудом довели до комнаты и заботливо уложили в кровать прямо в мундире. Адъютант Николаша в перемещении командира не участвовал. Его самого, обнимая за плечи, вел пленник – Саша Тучин.
Когда Веригин захрапел, Киросиров вновь почувствовал себя главным.
– Почему арестованный здесь?
– Сейчас я Сашеньку запру, – чересчур радостно сказал Николай. Киросиров пригляделся к нему, адъютант ответил милой улыбкой.
– Вы пьяны?
– Что вы? Со вчерашнего вечера не пригубил. – Это прозвучало столь искренне, что не поверить было нельзя.
Тоннер огляделся – снова все в сборе. У двери стоял задумчивый Митя, рядом с ним Рухнов, Роос, Пантелей и Петушков. Сзади шептал молитву отец Алексей.
– Урядник, – вдруг обратился к Киросирову Тучин. – Помните, я говорил, что Данила на меня поклеп возвел?
– Помню, – процедил Киросиров.
– Он нашел пистолет и ключ от комнаты Шулявского, верно?
– Верно.
– А я еще вот это в комоде нашел. – Тучин достал из сюртука темную склянку.
– Моя, – радостно признал Глазьев. – Думал, потерял вчера.
Тоннер озабоченно спросил:
– Когда пузырек пропал?
– Я всегда его с собой ношу – в нем помещается двойная доза. Вчера вечером был, а проснулся – нет его.
Тоннер открыл притертую крышку – емкость была пуста.
– Вечером тоже пустой был? – спросил Тоннер.
– Обижаете, полный, – ответил Антон Альбертович.
– Куда же содержимое делось?
– Наверное, вытекло.
Тоннер осторожно понюхал скляночку.
– Чувствуете, опием пахнет? – спросил Тучин.
– Знакомы с этой отравой? – удивился Илья Андреевич. – Откуда?
Тучин, как всегда, не смутился:
– Человек должен все попробовать. Не так ли?
– И людей убивать решили попробовать? – влез в разговор урядник.
Никто и опомниться не успел, как Тучин прижал Киросирова к стенке:
– Не убивал я поляка, слышишь! Это Данила сделал! И князя вашего он отравил! Когда пьяного Глазьева в комнату волок, вместе с девкой опий и спер!
Угаров с Тоннером оттащили Тучина. Освобожденный урядник поправил мундир, с ненавистью объявив художнику:
– Сейчас исправники приедут. В тюрьме ты у меня сразу сознаешься!
Тучин пытался вырваться:
– Но князя же отравили! Почему вы мне не верите?
Тоннер пояснил:
– Цианистым калием отравили. Не опием.
– Увести арестованного! – приказал Николаю Киросиров.
Генерал вывел столь звонкую руладу, что все обернулись.
– Давайте не будем мешать сну его высокопревосходительства, – почтительно сказал урядник и наконец вышел из комнаты. Все тихо двинулись следом за ним по коридору.
Тоннер, догнав, чуть слышно прошептал Киросирову:
– Я хочу поговорить с вами!
Урядник остановился:
– Опять что-то наисследовали?
У Ильи Андреевича пересохло в горле. Убийца тут, и он все слышит. Одно неверное слово – и конец… Пришлось подыскать безопасный ответ. Перед тем как лечь днем поспать, доктор изучил пробирку, найденную у Шулявского:
– Поляк держал при себе цианистый калий. Пробирку, что выкинуть хотели, помните? Именно в ней.
Урядник подпрыгнул от радости:
– Так значит, Шулявский князя с Настей отравил, а Тучин его самого застрелил. Ура! Все преступления раскрыты! – И неожиданно для себя Павсикакий Павсикакиевич полез к Тоннеру целоваться.
