Веригин густо покраснел, а потом заорал на весь дом:
– Под трибунал Николая! В солдаты на Кавказ! На каторгу!
Тучин, представив адъютанта в кандалах, неожиданно признался:
– Не виноват он, я ему сонного зелья плеснул. – И тут же пожалел о сказанном. Дубины у генерала, к счастью, не было, поэтому он врезал Саше просто кулаком.
– Ах ты разбойник! – Павел Павлович размахнулся снова, но на его руке повис Тоннер.
– Хватит! – взмолился Илья Андреевич и задал Тучину вопрос: – Где вы взяли зелье?
Не давала доктору покоя микстурка Глазьева. Склянка в халате князя, склянка у Тучина в комнате… Откуда?
– Я солгал. Не пуста была склянка в комоде! Половинка оставалась. Николай меня по-хорошему не отпускал, вот я его и угостил.
Генерал обеспокоенно поинтересовался у Тоннера:
– Жив останется?
– Останется, Анна Михайловна несколько ведер выпила, и то жива.
– Зачем вы в дом Растоцких проникли? – спросил Терлецкий.
– Вы, Федор Максимович, на каторгу хотите? – неожиданно спросил Тучин.
– Нет!
– Я тоже! Но мне никто не верит, все как сговорились! Я не мог застрелить Шулявского – все утро у озера стоял, Машу ждал. Если сумею это доказать, вы от меня отстанете! Так? Так! – ответил сам себе Тучин. – Но Маша соврала, сказала генералу, что свидания не назначала.
– Оставьте мою дочь в покое, негодяй! – возмутился Растоцкий. – Не смейте на нее клеветать!
Господа потупились и не заметили появления самой Маши Растоцкой.
– Тучин не лжет, – громко сказала она. Ее костюм для верховой езды промок, волосы растрепались. Горящие глаза, хлыст в руке, решительный вид девушки взволновали Тоннера.
– Да, я назначала ему свидание рано утром, – подтвердила Маша.
– Доченька, как ты сюда попала? – спросил Растоцкий.
– Связала простыни, выбралась из окна, запрягла Зорьку…
– Но зачем? – чуть не рыдая, спросил отец. – Разве ты не понимаешь, что честь свою губишь?
– Тучин, хоть и мерзавец, но говорит правду, я приехала это подтвердить. Надеюсь, обвинения в убийстве с него будут сняты.
Еще раз восхитился Тоннер Машей. Такая жена не предаст, не покинет в трудный момент, наоборот, поддержит, плечо подставит.
– Свидание состоялось? – осведомился Терлецкий.
– Нет, сестра проболталась, и родители меня заперли.
– А за что вы меня мерзавцем назвали? – спросил уязвленный Тучин.
– За что?! – подскочила к нему Маша. – Не понимаете?!
Тучин отрицательно повертел головой.
– Это тебе за первый рисунок! – Маша влепила пощечину правой рукой. – Это за второй! – В левой она держала хлыст и не раздумывая пустила его в дело.
Генерал раскрыл рот – вот вам и современные девицы! "О времена, о нравы!"
А Тоннер был в восторге. Тихие, кроткие женщины ему никогда не нравились. Может, посвататься? Тучин вроде как отставку получил.
У Саши потекла из носа кровь; это охладило Машин пыл. Отец нежно обнял ее. Девушка расплакалась, и таким женственным, таким милым показался Тоннеру мгновенный переход от ярости к слезам, что ему неудержимо захотелось самому обнять ее и утешить.
– Машенька! Не плачь, заюшка моя! Скажи, миленькая, что за рисуночки? – спросил Андрей Петрович.
Девушка не ответила, только сильнее разрыдалась, уткнувшись в плечо отца.
Рухнов краем глаза заметил Митю. Молодой человек осторожно продвигался вглубь комнаты, а точнее – к двери, ведущей в покои князя. Одежда на юноше была сухая, значит, успел переодеться. Да и волосы не мокрые. Может, у камина высушил?
– Марья Андреевна, покажите-ка, пожалуйста, рисуночки! Любопытно взглянуть! – попросил Терлецкий.
Маша закусила губу.
– У меня с собой нет!
– Обманывать изволите? – Федор Максимович по глазам понял, что девица лукавит. – Вы не беспокойтесь, Мария Андреевна! Никто не увидит. Только я!
Маша отдала Федору Максимовичу три сложенных листка. Денис не сомневался – те самые, недостающие в альбоме. Терлецкий, рассмотрев их внимательно, спросил у девушки:
– Как они к вам попали?
– Кто-то из слуг Северских принес в запечатанном конверте в нашу усадьбу. Велено было передать лично мне.
К Федору Максимовичу подскочил Тучин и из-за плеча взглянул на рисунки.
– Что я говорил? – закричал Саша. – Это Данила вырвал! Он с местной девкой спутался, та и отнесла.
– Александр Владимирович! Ну, сколько можно? Кончайте водевиль! – всплеснул руками Терлецкий. – Слуга, месть! Придумали бы что-нибудь новенькое! Следствие сбить с толку пытаетесь? Маша на свидание не приходила, так?
– Так.
– Значит, как говорят французы, алиби не имеете.
– Нет, имею! Когда рано утром спускался, – Тучин указал на лестницу, соединявшую трофейную со вторым этажом, – кто-то здесь спал.
– Под лестницей? – не поверил Петушков.
– Да, под лестницей. Выглянул и посмотрел на меня.
– У нас слуги в доме не ночуют, – напомнил управляющий.
– Даже если кто-то спал – что из того? – спросил Терлецкий Тучина.
– Этот человек мог видеть и того, с кем Шулявский ушел.
– Узнать слугу сможете?
– Темно было, я только глаза и увидел. Надо допросить всех, узнать, кто письмо Маше принес и кто спал под лестницей…
– Угу, как только найдем пропавшую княгиню, сразу этим и займемся, – не без иронии пообещал Федор Максимович. – Вы понимаете, что, сбежав из-под стражи, признали вину? А?
– Не понимаю! – с вызовом ответил Тучин. – Я убежал, чтоб честь свою защитить! А вы с Рухновым заладили: признание вины, признание вины…
Терлецкий посмотрел на Александра с недоумением:
– Михаил Ильич молчит.
– Он меня отговорить пытался…
Киросиров, возмущенный тем, что Терлецкий снова оттер его от расследования, подскочил к Рухнову:
– Вы в курсе были? Помогали?
– Что вы, пытался остановить бедного юношу, но он и слушать не стал. Чуть в канаву меня не столкнул!
– Хм, в канаву? – удивился Киросиров. – Значит, в парке встретились? Так, так, так! А вы сами там что делали? Я, помнится, вам спокойной ночи пожелал…
– Понимаете, – пояснил Рухнов после некоторого замешательства, – я уже в постели лежал, когда ко мне в комнату зашел Денис Кондратович. У него появились подозрения, что к убийствам причастен Тоннер. Доктор с Угаровым прошлую ночь спали в одной комнате. Перед сном Илья Андреевич дал Денису снотворное. И мой юный друг решил, что он сделал это с умыслом.
