– Позвольте с вами – сейчас опасно на дорогах. – Митя вернулся в трофейную и подбежал к Маше. Она улыбнулась! И Митю словно в первый раз увидела: очень мил! И красив! Зачем она маменьку слушалась? Ну и ладно, что не богат. Богатый вон каким подлецом оказался!
– Спасибо, Дмитрий. – Маша снова улыбнулась. – С нами слуги, так что не беспокойтесь. – Девушка нежно взяла его за руку. – Увидимся завтра. Мы придем проводить покойных в церковь.
Митя просиял.
– Я буду ждать! До завтра!
– До завтра!
У Тоннера от ревности сжалось сердце, кровь прилила к голове, отчего доктор покраснел. Он осмотрелся, но никто, слава Богу, этого не заметил. Илья Андреевич застыдился охвативших его чувств: и любви к Машеньке, и ревности к Мите.
Растоцкие со всеми попрощались, лишь Тучин демонстративно отвернулся, сделав вид, что разглядывает портрет Северской. Сочин, захватив депешу, уехал следом.
– А вдруг Роос ожерелье украл? – предположил Рухнов.
Киросиров обрадовался:
– Значит, убийца Роос!
– А может, он и с Элизабет встретился здесь не в первый раз, – продолжал Рухнов.
– Ее зовут не Элизабет, – вдруг сказал Тучин.
От неожиданности все уставились на него.
– А как? – вскочил генерал. – Что ты, мерзавец, знаешь? Говори быстро!
– Будете оскорблять, ничего не скажу!
– Тучин, если вы что-то знаете, говорите, – приказал Терлецкий.
– Я не знаю, я вижу, и странно, что вы не видите. Посмотрите на портрет Ольги Северской. Теперь закройте глаза и вспомните Елизавету. Все понятно?
Генерал помотал головой:
– Ничего не понятно!
– Вашу Элизабет зовут Катя, Катя Северская! Посмотрите, как она похожа на мать!
– Катя? – Тоннер подскочил к портрету. Действительно, нос, губы, уши и форма черепа почти идентичны. Глаза другие, но что-то в дочери и от отца должно быть!
– Ну и что? – спросил генерал. – Мало ли кто на кого похож? Штабс-капитан Дериглазов на Бонапарта походил, пленные французы ему честь отдавали. Чуть не поплатился за такое сходство! Отстал как-то от корпуса, ехал ночью один, нарвался на платовских казаков. Хорошо не повесили, решили в Петербург как подарок императору отправить.
– Полностью соглашусь с вашим высокопревосходительством, – вмешался Угаров, – но мы с Михаилом Ильичом кое-какие документы нашли…
Денис рассказал о справках и тетрадочке поляка.
– Илья Андреевич, вы что-либо понимаете? – спросил у Тоннера Терлецкий.
– Пока нет, надо подумать…
– Да что тут думать! – вскричал Угаров. – Катю объявили умершей, чтобы заполучить ее состояние. Анна Михайловна насильно отвезла девочку в монастырь, к родственнице. Наверняка принуждали постричься…
– Имущество новообращенных монастырю достается? – уточнил Терлецкий у вышедшего после службы из покоев князя отца Алексея.
– Как правило, да, – ответил священник.
– Вот именно, как правило! – опять вскричал Угаров. – По документам ее могли постричь не как Екатерину Северскую, а как какую-нибудь крестьянку. А Катю объявить умершей…
– Как вы смеете обвинять тетушку в таких гнусностях?! – подскочил к Угарову Митя.
– Василий Васильевич семью разорил, имение отцовское проиграл, забыли? – не растерялся Денис. – А это поместье – лакомый кусочек, пять тысяч душ!
– Анна Михайловна не пошла бы ради денег на подлость…
Рухнов дружески обнял Митю:
– Ради денег люди мать и отца убить могут, а тут надо было всего лишь почти чужого человека в монастырь отдать. Можно сказать, и не злодеяние даже.
– Тетушка не такая…
– Дмитрий Александрович, дорогой! Стремление защитить дорогого человека – похвально, но древние советовали: начни с себя. Вот вы сами убьете человека из-за денег? – Рухнов заглянул Мите в глаза и повторил. – Из-за очень больших денег?
– Я? – испуганно спросил Митя.
– Вы! – с нажимом повторил Рухнов.
Митя затряс головой, вырвался и уже на бегу крикнул:
– Нет!
Он понесся по анфиладе к Анне Михайловне. Вдруг она пришла в себя? Как много ему надо ей рассказать, как нужен сейчас ее совет!
Все удивленно проводили Митю взглядами. Угаров продолжил:
– Из монастыря Катя сбежала. Достав семейные драгоценности из известного только ей тайника, села на корабль и познакомилась с Камбреме. Потом много лет мечтала вернуться сюда и отомстить.
– Стоп, Денис Кондратович, стоп! – прервал юношу Тоннер. – Катю в этих местах знали с детства. Вмиг бы разоблачили…
– Могли и не узнать, – сказал генерал. – Я вот троюродного племянника видел младенцем, а потом встретил через двадцать лет. Ничего похожего! Сами посудите: как в семипудовом лысом увальне узнать белокурого херувима?
– Гришка! – Тоннер громко позвал лакея.
Тот нехотя пришел из буфетной.
– Чего желаете?
– Ты Катю Северскую знал?
– Нет. Прежняя дворня с прежним князем в партизаны ушла, там и погибла. Анна Михайловна новых людей купила, и меня тоже.
– А вы, батюшка, знали Катю? – спросил Терлецкий у отца Алексея.
– Нет, в этот приход меня десять лет назад назначили.
– Вот вы, Илья Андреевич, не дослушали, – раздраженно сказал Денис, – а я хотел указать на человека, который точно Катю знал. Пантелей!
– Постойте! – вскричал Рухнов. – Он у ее первого мужа покупал вино. Значит, если Катя и Элизабет одно и тоже лицо, – значит, он тайну княгини знал с самого начала! Может быть, и из монастыря ей помог бежать.
– Не удивлюсь! – промолвил батюшка. – Староверы хуже иноверцев…
– Степан, Порфирий, приведите-ка негодяя, – распорядился Киросиров.
– Где он прячется? – поигрывая дубинкой, спросил Порфирий.
– Я покажу, – предложил Петушков.
Гришка посоветовал:
– Стучите посильней. Он в уши дряни напихал, чтоб не разбудили.
Подойдя к двери, Порфирий постучал дубиной. Ответа не последовало, да и ждал исправник недолго. Толкнул дверь мощным плечом – она оказалась не заперта.
Купец лежал на кровати; под ней в луже крови валялся маленький топорик.
Глава двадцать пятая
– Жить будет? – спросил Терлецкий. Доктору удалось остановить кровь и стянуть ниткой края рубленой раны. Сейчас он сооружал на голове несчастного купца гиппократову шапочку из бинтов.
– Не уверен, – покачал головой Илья Андреевич. – Чудо, что сразу не скончался! Рубани преступник в висок или по центру лба – и каюк!
