Но Книга Тота продолжала волновать наши умы, а словоохотливый Бонифаций с удовольствием делился с нами рассказами о многочисленных махинациях и кознях, связанных с ведущимися войнами или городскими беспорядками. Интриги и заговоры пеклись как блины, каждая политическая клика искала надежную «шпагу» для обеспечения военной мощи, необходимой для правительственного переворота. Состав пятерки директоров исполнительной Директории постоянно обновлялся по решению двух законодательных палат. Совет старейшин и Совет пятисот превратились в сборища охрипших и напыщенных спорщиков, облаченных в римские мантии, но бесстыдно бравших взятки и державших наготове оркестр для прославления их законодательных проектов в патриотических песнях. Экономика пребывала в разрухе, армия нищенствовала, не получая содержания, половину западной Франции охватили мятежи, подпитываемые британским золотом, а большинство генералов косило одним глазом на поле боя, а другим — на политическую ситуацию в Париже.
— Нам нужен сильный лидер, — заявил наш тюремщик. — Всех уже тошнит от демократии. Вам повезло, Гейдж, что вы сидите здесь, отгороженные от всей этой ужасной неразберихи. Выходя в город, я никогда не чувствую себя в безопасности.
— Сочувствую.
— Однако люди не хотят диктатора. Мало кому хочется и возвращения короля. Мы должны сохранить республику, но можно ли вообще удержать в узде наших норовистых законодателей? Это все равно что пытаться управлять парижскими уличными котами. Нам необходима мудрость Соломона.
— Да уж, не помешала бы.
Мы ужинали в моей камере. Точно так же Бонифаций вел себя прежде и со Смитом, скучая без приятельских разговоров. Его общество, по-видимому, составляло часть нашей пытки, но я проникся к нему своеобразной симпатией. Он проявлял к заключенным больше терпимости, чем хозяева порой проявляют к гостям, и относился к нам с большой заботой.
Его доброжелательность только усиливалась благодаря неизменно очаровательной внешности Астизы и тому, что сам я, безусловно, был на редкость приятным собеседником.
— Бонапарт желает стать новым Джорджем Вашингтоном, вынужденным принять на себя управление страной, — кивнув головой, заметил наш сотрапезник, — но ему не хватает основательности и сдержанности. Да, я много читал про Вашингтона, и его стоическая умеренность делает честь вашей молодой нации. А этот корсиканец прибыл сюда, рассчитывая, что волна восторженной массовой популярности вознесет его прямо в Директорию, но там ему оказали холодный прием. Чего ради он самовольно вернулся из Египта? Вы читали «Вестник»?
— Если вы помните, месье Бонифаций, мы никуда не выходим из этой башни, — мягко сказала Астиза.
— Ну да, конечно. Ох, как же смело эта газета осудила Египетскую кампанию! Сделала ее предметом насмешек! Неуправляемая армия! Бесполезная гибель солдат при осаде Акры! Причем унижению Бонапарта способствовал мой недавний подопечный, Сидней Смит. Наши газеты ведь являются рупором законодательной власти, как вы понимаете. И она обвиняет Наполеона в куче смертных грехов.
Тальма говорил мне, что враждебной прессы Бонапарт боялся больше, чем штыков. Но никто не знал, что у Бонапарта теперь имелась книга, а Силано вновь располагал всем необходимым для ее прочтения. Зря, конечно, мы доверились лукавой изменнице Жозефине. Эта женщина могла бы соблазнить и папу римского и в итоге довести его до нищенства.
Спросив Бонифация о построивших эту крепость рыцарях-тамплиерах, я словно открыл затвор некоего шлюза. На нас обрушился бурный поток фактов и версий.
— Здесь распоряжался их магистр, сам Жак де Моле, которого потом подвергли страшным пыткам. А известно ли вам, молодежь, что тут полно призраков, да-да, я слышал, как ужасно завывают они в зимнюю непогоду. Тамплиеров прижигали раскаленным железом и всячески пытали, вынуждая признаться в самых отвратительных грехах и поклонении дьяволу, а потом отправляли на костер. Однако куда подевались их сокровища? Предполагалось, что ими будут набиты кельи, в которых вы нынче сидите, однако, когда французский король явился, чтобы прибрать их к рукам, то ничегошеньки не нашел. В чем же заключался легендарный источник могущества тамплиеров? Де Моле не проронил ни слова, разве что позволил себе высказаться, взойдя на костер. Тогда-то он и напророчил, что король и папа не переживут его и на год. Как же запаниковала толпа зевак, услышав его предсказание! И ведь оно сбылось! Да, тамплиеры были не простыми воинствующими монахами, приятель, они владели тайнами магии. Вероятно, нашли в Иерусалиме священный Грааль, позволивший им овладеть необыкновенными силами.
— Представляю, что будет, если эти силы вновь откроются, — пробурчала Астиза.
— Да уж, тогда вояка вроде Бонапарта мгновенно пролез бы к власти. Тогда, доложу я вам, мы дождались бы серьезных перемен, да только неизвестно, к лучшему или к худшему.
— В худшем случае нас наконец осудят?
— Нет. Вас просто гильотинируют.
Он пожал плечами в типичной для французов манере.
Любопытного тюремщика очень заинтересовала история наших приключений, которую мы предусмотрительно отредактировали. Неужели мы побывали внутри Великой пирамиды? О да. Но там нечего смотреть.
И на Храмовой горе в Иерусалиме?
Теперь там высится мусульманская святыня, а христианам вход запрещен.
А верно ли говорят, что в азиатских пустынях есть затерянные в древности города?
Уж если они затерялись в древности, то как мы могли найти их?
Древние люди не смогли бы возвести такие гигантские памятники, если бы не обладали удивительными тайными знаниями, упорствовал Бонифаций. Тысячи лет назад жрецы спрятали магические знания. А наш механистичный и циничный век ограничен знаниями современных открытий, они уже никого не удивляют. Наука погубила таинства, а рационализм растоптал чудеса. Не осталось больше ничего похожего на Египет!
— А что, если они вновь открылись… — соблазнительно произнес я.
— Вам что-то известно, американец? Да-да, не мотайте головой! Вы что-то знаете, и, уж поверьте, Бонифаций сумеет выпытать это у вас!
Двадцать шестого октября наш тюремщик принес потрясающую новость. Люсьена Бонапарта, двадцатичетырехлетнего парня, только что выбрали председателем Совета пятисот.
Я знал, что Люсьен усердно трудился на благо своего брата в Париже задолго до того, как Наполеон вернулся из Египта. Он считался одаренным политиком. Но не рановато ли его выбрали председателем столь влиятельного совета Франции?
— Мне казалось, что на такой пост могут избираться только люди, достигшие тридцати лет.
— Потому-то весь Париж и гудит как рассерженный улей! Он наверняка солгал ради соблюдения правил Конституции, но его вранье шито белыми нитками. Однако же его все равно выбрали! Тут явно приложил руку его братец Наполеон. Депутаты то ли запуганы, то ли околдованы.
Следующая новость оказалась еще более интригующей. Члены Директории, еще недавно пренебрежительно относившиеся к Бонапарту, устроили торжественный прием в его честь. Неужели общественное мнение изменилось, а нашему генералу удалось переманить городских политиков на свою сторону?
