— Мы держим их для монахов, которым приходится выходить за пределы монастыря, — пояснил он. — Дороги здесь круглый год грязные.
Мы затянули кожаные шнурки и двинулись по снегу, который доходил нам до середины голени. Смуглое лицо брата Гая казалось еще темней на фоне сверкающей белизны. Лишь небольшое расстояние отделяло нас от входа в кухню. Я заметил, что братский корпус и лазарет имеют общую стену, и спросил своего провожатого, нет ли в этой стене двери.
— Да, раньше такая дверь была, — кивнул он. — Но во время Великой Чумы ее заколотили, чтобы сократить риск распространения заразы. С тех пор она так и стоит заколоченная.
— Прошлой ночью, увидав больного юношу, я испугался, что у него чума, — признался я. — Мне случалось видеть, как люди за несколько дней сгорают от этой беспощадной болезни. Но разумеется, в гнилом и затхлом воздухе городов она распространяется куда быстрее, чем здесь.
— К счастью, мне редко приходилось иметь дело с больными чумой, — ответил брат Гай. — Причина большинства болезней, которыми страдают братья, — долгие молитвы в холодной церкви. И преклонный возраст, разумеется.
— У вас есть еще один больной, состояние которого показалось мне удручающим. Я имею в виду старика.
— Да, это брат Франциск. Ему девяносто четыре года. Он вступил в ту жизненную пору, когда человек впадает в детство, и к тому же захворал малярией. Полагаю, его пребыванию в этом мире скоро придет конец.
— А толстяк? Чем страдает он?
— У него язвы на ногах, такие же, как у брата Септимуса, только хуже. Я дренировал их, и теперь он отдыхает и набирается сил. Заставить его подняться на ноги будет непросто, — добавил брат Гай со снисходительной улыбкой. — Братья, даже выздоровев, покидают лазарет с большой неохотой. Брат Эндрю, например, стал постоянным нашим обитателем. С тех пор как он ослеп, он боится самостоятельно передвигаться. Боится даже выйти из палаты.
— И много престарелых монахов находится на вашем попечении?
— Двенадцать человек. Здешние обитатели живут подолгу. Четырем из моих подопечных больше восьмидесяти лет.
— Это доказывает, что монахи избегают тягот и горестей, которые сокращают жизнь большинства мирян.
— Или же наша вера укрепляет не только душу, но и тело. Мы пришли.
Брат Гай открыл передо мной массивную дубовую дверь. В полном соответствии с описанием, которое он дал мне минувшим вечером, в кухню вел небольшой коридор. Дверь в его конце была распахнута, и до меня доносились голоса, лязг ножей и звон посуды. Мои ноздри сразу защекотали соблазнительные запахи. Попав в просторную чистую кухню, я увидал с полдюжины служек, занятых приготовлением обеда.
— Итак, брат, когда вы вошли в кухню той злополучной ночью, где лежало тело? — обернулся я к брату Гаю.
Под любопытными взглядами служек лекарь сделал несколько шагов.
— Вот здесь, около большого стола. Тело лежало на животе, ногами к двери. А голова была вон там.
И он указал на железный чан с надписью «Масло». Я не сводил с него глаз, так же как и позабывшие о своих занятиях служки. Один из них перекрестился.
— Создается впечатление, удар был нанесен, как только эмиссар вошел в дверь, — предположил я.
Я заметил, что около того места, где лежало тело, стоит большой посудный шкаф. За ним вполне мог спрятаться убийца и, выждав подходящий момент, выскочить и нанести удар. Я подошел к шкафу, потом быстро сделал шаг вперед и взмахнул в воздухе палкой, так резко, что несколько служек испуганно отскочили.
— Да, здесь достаточно места, чтобы как следует замахнуться, — заключил я. — Теперь я имею представление о том, как действовал убийца.
— Обладая острым клинком и сильной рукой, это можно проделать, — задумчиво изрек брат Гай.
— И к тому же убийца владел мечом весьма искусно, — добавил я, оглядывая служек. — Кто из вас главный повар?
Вперед выступил бородач в покрытом пятнами фартуке.
— Я, сэр, — сказал он, низко поклонившись. — Ральф Спинли, к вашим услугам.
— Значит, вы здесь главный, господин Спинли. И у вас, конечно, есть ключи от кухни?
— Да, сэр.
— Войти сюда можно только одним путем — через ту дверь, что ведет во внутренний двор?
— Да, сэр.
— Скажите, а дверь в кухню запирается?
— В этом нет необходимости. Мы запираем лишь дверь во внутренний двор.
— У кого еще есть ключи?
— У брата лекаря, у аббата и у приора. И у господина Багги, привратника. Он проверяет, все ли в порядке, когда совершает ночной обход. А больше ключей ни у кого нет. Если кому-то требуется войти в кухню, он обращается ко мне. Сюда нельзя пускать кого попало, сэр, иначе от припасов быстро ничего не останется. И святые братья лишатся пропитания. Со здешним народом, сэр, надо держать ухо востро. Взять, к примеру, брата Габриеля. Хоть он и старший монах, а по утрам частенько бродит по коридору, выжидает, вдруг мы зазеваемся. Каждый не прочь побаловать себя чем-нибудь вкусненьким и…
— А как быть, если кому-то необходимо срочно попасть в кухню, а вас по какой-то причине нет в монастыре? — перебил я словоохотливого повара.
— За ключами можно обратиться к господину Багги или брату приору, — ответил повар и добавил с улыбкой: — Хотя не всякий решится побеспокоить их даже в случае крайней необходимости.
— Благодарю вас, господин Спинли, вы очень помогли мне.
Я зачерпнул рукой немного сладкого заварного крема из стоявшей поблизости миски и отправил в рот. Повар наблюдал за мной с несколько растерянным видом.
— Очень вкусно, — одобрительно кивнул я. — Не буду более отнимать вашего драгоценного времени, брат Гай. Надеюсь, вы будете столь любезны и подскажете мне, где найти брата казначея. Я хотел бы побеседовать с ним.
Брат Гай указал мне, где находится монастырское казначейство, и я побрел по снегу, поскрипывавшему под моими кожаными ботами. В отличие от вчерашнего дня сегодня во дворе было тихо и безлюдно. В такой холод и люди и собаки предпочитали сидеть дома. Размышляя над обстоятельствами убийства, я все более убеждался в том, что смертельный удар Синглтону нанес человек, прекрасно владеющий мечом и обладающий незаурядной физической силой. Трудно было представить, чтобы кто-нибудь из здешних обитателей мог совершить такое. Аббат, бесспорно, был крупным, рослым мужчиной, так же как и брат Габриель, однако владение мечом — искусство, доступное лишь представителям высших сословий, а не монахам. На память мне тут же пришли слова повара о том, что Габриель частенько бродит около кухни. Все это очень странно, подумал я. Брат ризничий отнюдь не производил впечатления чревоугодника, способного тайком утащить со стола лакомый кусок.
Я окинул взглядом занесенный снегом двор и со вздохом подумал, что до Лондона нам сейчас никак не добраться. Не слишком приятно было сознавать, что мы с Марком волею случая стали кем-то вроде пленников, отрезанных от всего мира. И скорее всего, здесь, в этих стенах, находится убийца. Тут я обратил внимание, что бессознательно иду по самой середине двора, подальше от теней, бросаемых стенами, от дверей, за каждой из которых может подстерегать опасность. Я вздрогнул. В полном одиночестве, среди белого сверкающего безмолвия мне стало не по себе, и я вздохнул с облегчением, когда увидел Багги и рядом с ним — одного из служек. Вооружившись лопатами, они расчищали дорожку, ведущую к главным воротам монастыря.
