— Вы ездили один?
— Н-нет, я брал с собой одного из с-своих п-помощников. Старого б-брата Уильяма, которого вы видели в казначействе. — Брат Эдвиг пристально посмотрел на меня. — Ту злосчастную ночь я п-провел в доме управляющего. Ночь, когда б-был убит эмиссар Синглтон. Упокой Господи его душу, — добавил он, возведя очи к небесам.
— У вас много обязанностей, брат Эдвиг, — заметил я. — Хорошо, что у вас есть помощники. Старик и молодой человек.
Брат Эдвиг окинул меня внимательным взглядом.
— Да. Хотя, п-признаюсь, от юнца пока мало п-проку.
— Вот как?
— К-к сожалению, у брата Ателстана нет никаких с-способностей к подсчетам. К-кстати, я п-приказал ему найти книги, о которых вы г-говорили. С-скоро они будут доставлены в вашу к-комнату.
Тут брат Эдвиг поскользнулся и едва не упал. Я поддержал его под локоть.
— Благодарю вас, сэр. Пресвятая Дева, до чего н-надоел этот с-снег.
Остаток пути браг Эдвиг сосредоточенно смотрел себе под ноги, и мы почти не разговаривали. Оказавшись во внутреннем дворе, мы расстались; брат Эдвиг вернулся в свое казначейство, а я направился к лазарету. Я чувствовал, что настала пора немного перекусить. Мысли мои вертелись вокруг казначея; этот самодовольный толстяк, в ведении которого находились все монастырские капиталы, ощущал себя чрезвычайно важной персоной. Но несомненно, он был всей душой предан монастырю. На что он готов во имя своей обители? Способен ли он, скажем, на мошенничество, которое, по его мнению, пойдет монастырю во благо? Или же подобное нарушение границы меж черным и белым представляется ему недопустимым? Этот человек не вызывал у меня ни малейшей симпатии, но, как сказал я прошлой ночью Марку, на этом основании никак нельзя подозревать его в убийстве. И напротив, расположение, которым я проникся к брату Габриелю, никоим образом не освобождало его от подозрений. Я тяжело вздохнул. Когда имеешь дело с людьми, трудно сохранять беспристрастность.
В лазарете царили тишина и покой. Я прошел через большую палату. Старик неподвижно лежал в постели, слепой монах спал в своем кресле, а кровать толстого монаха была пуста; возможно, брату Гаю удалось убедить его, что настало время покинуть лазарет. В очаге приветливо горел огонь, и я подошел к нему чтобы обогреться.
Когда я стоял у огня и наблюдал, как от мокрых танов поднимаются струйки пара, до слуха моего донесся шум — бессвязные надсадные крики, топот, плач, грохот разбитой посуды. Шум все усиливался.
Я пребывал в полном недоумении, когда дверь распахнулась и в палату ворвалась целая толпа народу — Элис, Марк, брат Гай. Среди них металась тонкая фигура в белой ночной рубашке. Я с удивлением узнал Саймона Уэлплея. Он мало напоминал то бессильное создание, с которым я разговаривал прошлой ночью Лицо юноши заливал багровый румянец, расширенные глаза горели огнем, изо рта струйкой стекала слюна. Он расталкивал окружающих и явно пытался что-то сказать, но из груди его вырывалось лишь тяжелое прерывистое дыхание.
— Господи Боже, что случилось? — обратился я к Марку.
— Похоже, сэр, этот малый спятил!
— Держите его! Держите! — кричал брат Гай.
Он сделал знак Элис, и она, широко раскинув руки, стала приближаться к беснующемуся Саймону. Брат Гай и Марк последовали ее примеру. Втроем они окружили больного, который замер на месте, затравленно озираясь по сторонам.
Слепой монах проснулся и сел на кровати, встревоженно тряся головой.
— Что происходит? — спросил он дребезжащим голосом. — Это ты, брат Гай?
Тут случилось нечто ужасное. По всей вероятности, Уэлплей заметил меня и тут же изогнулся дугой, явно пытаясь изобразить горбатого. Более того, он принялся что есть мочи размахивать руками, сжимая и разжимая кулаки. Подобная манера появляется у меня, когда я волнуюсь, — по крайней мере, так говорили мне те, кто видел меня в суде. Но откуда это мог знать Уэлплей? В какое-то мгновение я вновь почувствовал себя затравленным школьником, мишенью для насмешек и издевательств. Наблюдая за согбенным, нарочито жестикулирующим безумцем, я ощущал, как волосы у меня становятся дыбом.
Голос Марка вернул меня к действительности.
— Помогите нам! — кричал он. — Держите его, сэр, ради всего святого, а не то он уйдет!
С бешено колотящимся сердцем я тоже раскинул руки и начал приближаться к взбесившемуся послушнику. При этом я неотрывно смотрел в его глаза, и, признаюсь, это было жуткое зрелище; потемневшие от расширенных зрачков, глаза эти буквально вылезали из орбит, и взгляд их был совершенно безумен. Передразнивая меня, он в то же время меня не узнавал. На ум мне пришли слова брата Габриеля о происках дьявола. «Что, если сатана вселился в это щуплое тело?» — подумал я с внезапным ужасом.
Мы подошли к безумцу почти вплотную, когда он неожиданно метнулся в сторону и юркнул в открытую дверь.
— Он в банном корпусе! — воскликнул брат Гай. — Оттуда ему не выбраться. Будьте осторожны, пол там скользкий.
Он устремился вслед за беглецом. Элис, Марк и я, не мешкая, двинулись за ним.
В банном корпусе царил полумрак. Тусклый свет проникал сюда сквозь единственное заиндевевшее окошко. Посреди небольшой квадратной комнаты с выложенным плитками полом возвышалась громадная ванна глубиной примерно в четыре фута. В углу валялись веники и щетки, в воздухе ощущался запах затхлости и нечистого тела. Я услышал звук бегущей воды и, взглянув вниз, обнаружил, что по полу комнаты тянется водопроводная труба. Саймон Уэлплей, дрожащий и все еще скрюченный, забился в дальний угол комнаты. Я встал в дверях, чтобы отрезать ему путь к отступлению, а брат Гай, Элис и Марк вновь попытались его окружить. Элис протянула к больному руку.
— Не бойся, Саймон, — ласково произнесла она. — Разве ты меня не узнаешь? Это же я, Элис. Мы не причиним тебе вреда.
Бесстрашие Элис вызвало у меня восхищение; редкая женщина сумела бы сохранить присутствие духа в подобных обстоятельствах.
Послушник повернулся на ее голос, лицо его исказила болезненная судорога, сделавшая его почти неузнаваемым. Несколько мгновений он смотрел на Элис явно ее не узнавая, потом перевел взгляд на Марка. Исхудалая рука его взметнулась вверх, с губ сорвался хриплый надтреснутый вопль, так не похожий на его прежний голос:
— Убирайся прочь! Твои яркие одежды меня не обманут! Я знаю, ты приспешник дьявола! Здесь по всюду черти, его верные слуги! Вон они, вон, носятся в воздухе, как пыль!
Безумец закрыл глаза руками и внезапно, содрогнувшись всем телом, рухнул в ванну. До меня донесся треск его хрупких костей, ударившихся о цинковое дно. Упав, несчастный более не двигался.
Брат Гай наклонился над ванной. Стоя у края, мы наблюдали, как он перевернул Саймона лицом вверх. Глаза послушника закатились, краска сошла с лица, еще хранившего выражение ужаса. Брат лекарь попытался нащупать пульс у него на шее и сокрушенно вздохнул.
