— Мальчик мертв, — проговорил он, обведя нас глазами, и перекрестился.
Элис издала горестный вопль и упала на грудь Марка, заливаясь слезами.
ГЛАВА 13
Брат Гай и Марк бережно извлекли тело Саймона из ванны и отнесли в лазарет. Брат Гай держал покойника за плечи, а бледный как полотно Марк — за голые худые ноги. Мы с Элис, к которой успела вернуться ее обычная сдержанность, следовали за ними.
— Что случилось? — испуганно повторял слепой монах, встав с постели и простирая вперед руки. — Брат Гай! Элис!
— Все хорошо, брат, — ласково сказала Элис. — С одним из больных случился небольшой припадок. Но сейчас все в порядке.
Я вновь поразился ее самообладанию.
Тело положили в кабинете брата Гая, под испанским распятием. Лекарь, угрюмый и подавленный, накрыл его простыней.
Я тяжело вздохнул. Сердце у меня по-прежнему бешено колотилось, и виной тому было не только потрясение, которое я пережил, став свидетелем смерти послушника. Последняя выходка Саймона глубоко уязвила меня. Боль от обид, пережитых в детстве, долго отдается в душе, а подобное грубое напоминание, необъяснимое и пугающее, способно поднять в ней целую бурю.
— Брат Гай, — неуверенно начал я, подойдя к лекарю, — мне не дает покоя одно обстоятельство. До вчерашнего дня я никогда не встречался с этим юношей. Однако в припадке исступления он, несомненно передразнивал меня, изображая мою согбенную фигуру и, что особенно странно, некоторые жесты, которые порой появляются у меня в минуты волнения, как правило когда я выступаю в суде. Вы помните, как он размахивал руками и сжимал кулаки. По-моему, в этом было что-то д-дьявольское, — добавил я, заикаясь в точности как брат Эдвиг.
Лекарь посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.
— У меня есть некоторые соображения по поводу случившегося, — неохотно признался он. — Но надеюсь, они далеки от истины.
— Какие соображения? Прошу вас, расскажите о них без утайки.
В голосе моем зазвучали умоляющие нотки.
— Прежде мне необходимо все обдумать, — отрезал лекарь. — И сообщить аббату о смерти Саймона.
— Хорошо, — кивнул я, схватившись за угол стола, ибо ноги мои отказывались меня держать. — Я буду ждать вашего возвращения.
Элис и Марк проводили меня в маленькую кухню, где мы завтракали утром.
— Вы хорошо себя чувствуете, сэр? — обеспокоенно спросил Марк. — Вы весь дрожите.
— Со мной все хорошо.
— У меня есть настой трав, который помогает успокоиться после пережитых потрясений, — подала голос Элис. — Валерьяна и аконит. Если хотите, я могу разогреть вам немного.
— Спасибо.
Элис казалась спокойной и невозмутимой, однако пеках ее горел странный, почти лихорадочный румянец. Я попытался улыбнуться.
— Я вижу, Элис, что вы и сами расстроены случившимся. Ваши чувства более чем понятны. Честное слово, мне казалось, что в тело этого несчастного создания вселился дьявол.
— Полагаю, сэр, дьявол тут ни при чем, — отрезала Элис, и в глазах ее сверкнул удививший меня гнев. — Бедного мальчика терзали чудовища в человеческом обличье. Юная жизнь была безжалостно погублена в самом начале, и нам остается лишь оплакивать ее.
Элис осеклась, видимо осознав, что зашла слишком далеко и позволила себе разговаривать недопустимым для служанки образом.
— Я принесу отвар, — бросила она и выскочила из кухни.
— Как видно, на душе у нее накипело, — заметил я, повернувшись к Марку.
— Ей приходится нелегко.
Я повертел на пальце траурное кольцо и философски изрек:
— Тяготы и печали — весьма распространенный удел в этой юдоли слез.
«А ты, похоже, влюбился», — добавил я про себя, внимательно оглядев Марка.
— Я поговорил с Элис, как вы просили.
— Ну, поведай о том, что тебе удалось узнать, — ободряюще сказал я, надеясь, что рассказ Марка позволит мне отвлечься от тяжелых дум.
В этом монастыре она уже полтора года. Родилась и выросла в Скарнси. Отец Элис умер, когда она была совсем маленькой, и ее вырастила мать. Кстати, мать ее прекрасно разбиралась в лекарственных травах и умела исцелять некоторые недуги.
— А, значит, знания перешли к ней по наследству.
— Элис собиралась замуж, но ее жених погиб. Вместе с другими парнями он валил в лесу деревья, и одно из них перешибло ему хребет. В городе трудно найти работу, но у матери Элис было много знакомств и ей удалось устроить дочь помощницей аптекаря в Эшере.
— Выходит, Элис пришлось путешествовать. Я так и думал. Не похоже, что она провела всю жизнь в четырех стенах.
— Да, по крайней мере, это графство ей хорошо знакомо. Я расспрашивал ее о болотах. Она говорит, там множество тропинок, надо только знать, где их искать. А еще я спросил, не покажет ли она нам эти тропинки, и она дала согласие.
— Вполне вероятно, это нам очень пригодится, — одобрительно кивнул я и рассказал о предположениях брата Габриеля по поводу контрабандистов и о своей злополучной прогулке на болота. — Если там и есть тропинки, двигаться по ним следует с чрезвычайной осторожностью. С болотом шутки плохи, — заявил я, показав Марку облепленную грязью ногу. — Клянусь кровью Спасителя нашего, сегодня выдался тяжелый день.
Рука моя, лежавшая на столе, все еще дрожала, и я был не в состоянии унять эту дрожь. А Марк по-прежнему был бледен. На несколько мгновений в комнате повисло молчание, которое мне вдруг отчаянно захотелось прервать.
— Вы с Элис беседовали довольно долго, — сказал я. — Наверное, она поведала тебе и о том, как попала в монастырь.
— Аптекарь, у которого она работала, был уже стариком и вскоре умер. Она вернулась в Скарнси, но мать ее тоже прожила недолго. Дом их стоял на арендованной земле, которую землевладелец решил превратить в пастбище. Он прогнал Элис прочь, а дом приказал разрушить. Она осталась совершенно одна, без крова, без помощи. К счастью, кто-то сказал ей, монастырский лекарь ищет помощницу. Никто из городских жителей не хотел у него работать — его боятся и называют черным гоблином. Но у Элис не было другого выбора.
— У меня создалось впечатление, что здешняя святая братия не слишком ей по душе.
— Да, она говорит, что среди монахов достаточно сластолюбцев, которые дают слишком много воли рукам. Оно и понятно, в монастыре нет других молодых женщин. Похоже, сам приор положил на нее глаз.
— Я даже не ожидал, что Элис пустится с тобой в подобные откровенности, — заметил я, иронично вскинув бровь.
— Долгое время ей не с кем словом было перемолвиться, и она была рада возможности поговорить, — пожал плечами Марк. — Так вот, поначалу приор не давал ей прохода.
— Да, я заметил, что она терпеть не может приора Мортимуса. Кстати, подобные святоши, столь нетерпимые к чужим грехам, частенько сами не прочь украдкой потешить свою похоть. Для себя они всегда найдут оправдание. А аббат знает о том, что приор преследует Элис?
