— Элис рассказала брату Гаю, и тот сумел оградить ее от притязаний приора. Что до аббата, он редко вмешивается в подобные дела. Приором он вполне доволен и позволяет ему действовать по собственному усмотрению. А тот только и твердит о необходимости строго соблюдать порядок. Монахи его боятся, в особенности те, кто раньше был уличен в содомии. Теперь они, естественно, и думать не думают о том, чтобы следовать своим низким влечениям.
— Порядок — это, конечно, прекрасно. Но подчас излишне рьяное стремление навести порядок приводит к печальным последствиям. Мы сами это только что видели.
— Да, видели, — согласился Марк, проведя рукой по лбу.
— Я вижу, что достоинства Элис, а также пережитые ею невзгоды произвели на тебя сильное впечатление, — произнес я после минутного размышления. — Но не забывай, мы с тобой прибыли сюда по приказу короля и выполняем важную миссию. Скажи, как она относится к реформе?
— Я полагаю, сэр, все эти изменения не слишком ее задели. Я пытался расспрашивать ее о настроениях в монастыре, но она не сказала ничего определенного. Думаю, она не стала бы покрывать монахов, которые ей докучали. У Элис благородная душа, сэр. О брате Гае она говорила с большой теплотой. Он многому научил ее и постоянно защищает от всех посягательств. И к тем беспомощным старикам, за которыми ей приходится ухаживать, она тоже очень привязана.
Я задумчиво взглянул на Марка и негромко произнес:
— Эта юная особа поступила бы разумнее, избежав привязанностей. Не забывай, лорд Кромвель хочет уничтожить этот монастырь, и так или иначе он своего добьется. Вскоре Элис вновь останется без работы и без пристанища.
— Судьба слишком жестока к Элис, — нахмурившись, пробормотал Марк. — И кстати, не такая уж она и юная. Ей двадцать два года. Может, мы сумеем как-нибудь ей помочь?
— Посмотрим, — пожал я плечами. — Значит, брат лекарь защищает Элис. Вполне вероятно, что она в свою очередь защищает его?
— Вы хотите сказать, брат Гай что-то скрывает и Элис помогает ему?
— Не знаю. — Я неуверенной походкой направился к окну. — Честно говоря, у меня голова идет кругом.
— Вы говорили, вам показалось… показалось, что сумевший послушник вас передразнивал, — напомнил Марк, поколебавшись.
— А разве тебе не показалось то же самое?
— Но откуда он мог знать…
— Откуда он мог знать, как я размахиваю руками сжимаю кулаки во время важных судебных заседаний? — судорожно сглотнув, подхватил я. — Это для меня загадка.
Я стоял у окна, барабаня по нему пальцами, и тут заметил брата Гая. Он торопливо шагал по двору, а за ним, вздымая клубы снега, шли аббат и приор. Несколько минут спустя в комнате, где лежало тело, раздались голоса. Потом в коридоре послышались шаги, и все трое вошли в кухню. Усевшись за стол, я поочередно оглядел каждого из них. Смуглое лицо брата Гая хранило абсолютно непроницаемое выражение. Щеки приора Мортимуса, как всегда в минуты гнева, полыхали багровым румянцем; однако во взгляде его я различил не только злобу, но и страх. Что до аббата, то он словно усох; этот крупный, представительный мужчина казался сейчас маленьким и незначительным.
— Сэр, — первым нарушил он молчание, — мне очень жаль, что вы стали свидетелем столь безобразной сцены.
Прежде чем заговорить, я глубоко вздохнул. От пережитых волнений я так устал, что больше всего на свете хотел забиться куда-нибудь в темный уголок. Напоминать этим испуганным людям, что они имеют дело с представителем власти, у меня не было ни малейшего желания, однако я полагал, что сделать это необходимо.
— Да, вынужден признать, что мои надежды провести расследование в тишине и покое не оправдались, — с надменной миной произнес я. — Мне не доставило ни малейшего удовольствия наблюдать, как один из послушников вашего монастыря был доведен голодом и холодом до тяжкой болезни, а потом лишился рассудка и сломал себе шею.
— Саймон Уэлплей был одержим дьяволом! — произнес приор уверенным, не терпящим возражений тоном. — Он впустил в свою душу слишком много скверны, и потому, стоило ему ослабеть, дьявол с легкостью овладел им. Я исповедовал его, я подвергал его покаянию, дабы очистить его душу. Но все мои усилия оказались тщетны. Дьявол вновь явил нам свое могущество. — Приор поджал губы и с вызовом посмотрел на меня. — Враг рода человеческого не дремлет, и споры и раздоры между христианами служат для него источником величайшей радости!
— Саймон говорил, что видит демонов, — невозмутимо сообщил я. — По его словам, они носились в воздухе, как пылинки. Как вы полагаете, он и в самом деле видел их?
— Помилуйте, сэр, даже самые ярые приверженцы реформы не подвергают сомнению существование посланцев дьявола, которыми полон наш мир. Разве сам Лютер не запустил как-то Библией в демона? — осведомился приор.
— Но подчас подобные видения порождаются мозговой лихорадкой, — заявил я, взглянув на брата Гая, который подтвердил мое предположение кивком.
— Да, это возможно, — согласился аббат. — Мы непременно должны выяснить, что именно имело место в данном случае — лихорадочный бред или подлинное явление дьявола.
— Да нечего тут выяснять! — злобно выпалил приор. — Саймон Уэлплей открыл свою душу дьяволу, тот лишил его рассудка и заставил броситься в ванну и сломать себе шею. Саймон погиб, подобно гадаринским свиньям, низвергшимся со скалы.
[7]
Несмотря на наши попытки спасти его душу, сейчас она пребывает в аду.
— Я не думаю, что причиной смерти мальчика явилось падение, — произнес брат Гай.
Все удивленно уставились на него.
— С чего вы это взяли? — презрительно процедил приор/
— Он вовсе не ломал себе шею. И на голове его я не обнаружил следов ушиба, — спокойно сообщил лекарь.
— Но почему тогда…
— Это мне пока неизвестно.
— Как бы то ни было, — сурово изрек я, не сводя глаз с приора, — юноша был доведен до болезни излишне строгими наказаниями.
Приор ничуть не смутился.
— Сэр, главный правитель хочет вернуть в монастыри порядок, — заявил он. — Это совершенно необходимо, ибо снисходительность и потворство разного рода нарушениям чреваты серьезной опасностью. Если Саймон Уэлплей не избежал этой опасности и стал добычей дьявола, это произошло лишь потому, что я был недостаточно суров. Возможно, впрочем, душа его была слишком глубоко уязвлена грехом. Так или иначе, я полностью согласен с лордом Кромвелем: реформа возможна лишь при незыблемом соблюдении дисциплины. И я ничуть не сожалею, что так поступал.
— А вы что на это скажете, господин аббат?
— Боюсь, на этот раз суровость приора зашла слишком далеко. Брат Гай, вам, мне и приору необходимо всесторонне обсудить случившееся. Следует создать комиссию по расследованию смерти Саймона Уэлплея. Да, именно комиссию.
