— Лекарь не должен поручать вам такую тяжелую работу, — заявил Марк.
— Ничего, от работы я становлюсь сильнее, — возразила Элис. Я даже не представлял, что голос ее может звучать столь жизнерадостно. — Я хочу, чтобы руки у меня были такими же сильными и крепкими, как у мужчины.
— Но леди это вовсе ни к чему, — возразил Марк.
Ощутив уже знакомый укол ревности, я вошел в кухню, заранее предупредив о своем появлении покашливанием. Марк, сияя улыбкой, сидел за столом, а Элис расставляла на полках каменные урны, которые и в самом деле выглядели весьма увесистыми.
— Доброе утро, Элис. Марк, будь добр, отнеси эти письма аббату. И скажи, что документы о продаже земельных владений я пока оставлю у себя.
— Хорошо, сэр.
Марк вышел, оставив меня наедине с Элис, которая подала на стол хлеб и сыр. Сегодня утром настроение у нее, судя по всему, было куда лучше, чем минувшим вечером. О нашем вчерашнем разговоре она, казалось, забыла и довольно безразлично осведомилась о моем самочувствии. Вчерашние ее слова наполнили мое сердце теплом, и теперь ее спокойная вежливость невольно вызвала у меня приступ разочарования; впрочем, я был рад, что вчера вовремя отдернул руку. Позволь я только чувству одержать верх над разумом, это повлекло бы за собой ненужные осложнения.
В кухню вошел брат Гай.
— Старому брату Августу нужен горшок, Элис, — сказал он.
— Сейчас, — кивнула девушка, поклонилась и вышла из кухни.
Колокола начали свой пронзительный перезвон, который эхом отдавался у меня в мозгу.
— Похороны эмиссара Синглтона начнутся через полчаса, — сообщил брат Гай.
— Брат Гай, — произнес я, охваченный внезапной стеснительностью, — могу я посоветоваться с вами по медицинскому вопросу?
— Разумеется. Рад буду оказать вам любую по мощь в пределах своих возможностей.
— Меня замучили боли в спине. После того как мы проделали длительный путь верхом, направляясь сюда, спина не дает мне покоя. Болит вот здесь, между лопаток.
— Вы не будете возражать, если я осмотрю вас?
Я глубоко вздохнул. Мысль о том, что посторонний человек будет разглядывать мое уродство, пугала меня; но постоянная боль переполнила чашу моего терпения, и я опасался, что в ближайшие дни мне станет еще хуже.
— Да, конечно, — кивнул я и принялся расстегивать камзол.
Брат Гай подошел ко мне, и я ощутил, как холодные пальцы прикасаются к моим напряженным мускулам. Лекарь что-то пробормотал себе под нос.
— Ну, что скажете? — спросил я, не в силах скрыть беспокойства.
— Ваши мускулы излишне напряжены, и это вызывает спазмы. Что касается вашего спинного хребта, помимо врожденного изъяна, я не вижу других повреждений. Вам надо больше отдыхать, и тогда боль пройдет.
Он отошел на несколько шагов и, пока я одевался, не сводил с меня пристального, изучающего взгляда.
— Спина часто причиняет вам боль? — спросил он.
— Бывает, — коротко ответил я. — Увы, против этого нет никаких средств.
— Вы до крайности утомлены. Усталость всегда усугубляет недуги.
— С тех пор как я приехал сюда, я ни одной ночи толком не спал, — пробурчал я. — Заботы и думы не дают мне покоя. Но тут уж ничего не поделаешь.
Лекарь не сводил с моего лица больших карих глаз.
— А раньше, до приезда в монастырь, вы чувство вали себя лучше?
— Видите ли, в моем организме имеется избыток черной желчи. В последние месяцы я ощущал ее дополнительный прилив. Боюсь, жизненные мои соки отнюдь не пребывают в равновесии.
— Я полагаю, рассудок ваш изнемогает под гнетом неблагоприятных впечатлений, полученных в последнее время, — изрек брат Гай.
Несколько мгновений мы оба молчали.
— Я не могу избавиться от чувства, что это я виноват в смерти этого несчастного юноши, Саймона, — признался я наконец.
У меня не было ни малейшего желания открывать душу перед братом Гаем, но лекарь, по всей видимости, обладал способностью вызывать человека на откровенность.
— Если кто и виноват в смерти Саймона, то это я, — печально возразил он. — Мальчик был отравлен, когда находился в лазарете, на моем попечении.
— Этот случай испугал вас? — спросил я.
— Мне нечего бояться, — покачал он головой. — Зачем кому бы то ни было причинять мне вред? Я все го лишь старый мавр. — Он немного помолчал и добавил: — Идемте со мной, сэр. Я приготовлю настой, который облегчит ваши страдания и избавит вас от бессонницы. Фенхель, хмель и еще несколько лекарственных трав.
— Благодарю вас.
Вслед за братом Гаем я прошел в его кабинет и уселся за стол; лекарь быстро отобрал из нескольких склянок и пакетиков необходимые травы и поставил воду на огонь. Взгляд мой упал на висевшее на стене распятие, и я сразу вспомнил, как брат Гай истово молился, распростершись ниц.
— Вы привезли это распятие из вашей родной страны, брат Гай?
— Да, оно сопутствовало мне во всех моих скитаниях, — ответил он, осторожно высыпая в воду сушеные травы. — Когда настой будет готов, принимайте его понемногу. Если вы превысите дозу, вас целый день будет клонить в сон. Я очень признателен вам за то, что вы отнеслись ко мне с таким доверием, — произнес он после непродолжительного молчания.
— У меня нет оснований сомневаться в вашем врачебном искусстве, брат Гай, — заверил я и добавил: — Думаю, вчерашние мои слова вас огорчили. Я имею в виду наш разговор о тщетности заупокойных молитв.
— Что ж, я понимаю, почему вы так сказали, — произнес лекарь, склонив голову. — Согласно вашим убеждениям, Господь равнодушен к форме, в которую облекаются наши молитвы.
— Я уверен в том, что, думая о спасении души, нам следует уповать лишь на милосердие Господа. А разве вы придерживаетесь иного мнения? Прошу вас, забудьте на несколько минут, что перед вами королевский посланник. Давайте поговорим свободно и откровенно, как два истинных христианина, неравнодушных к вопросам веры.
— Вы хотите, чтобы я без обиняков открыл вам свое мнение? Я верно вас понял?
— Да, совершенно верно. Господи Всемилостивый, как воняет это снадобье.
— Ему надо немного покипеть. — Брат Гай скрестил руки на груди. — Я прекрасно понимаю, почему в Англии назрела необходимость в обновлении церковной жизни. Церковь и в самом деле переживала не лучшие дни, она все дальше отходила от своего истинного предназначения. Но думаю, положение можно было исправить менее жестокими мерами. Испания показывает нам достойный подражания пример. Сегодня тысячи испанских монахов отправились в Америку, дабы обратить в Христову веру проживающих там дикарей. Этих отважных людей не страшат ни опасности, ни лишения.
— Мне трудно представить, чтобы английские монахи взялись за выполнение подобной миссии.
