— Да, да, понимаю. — Я тоже рассмеялся, но смех вышел несколько нервный. — Надо же, какой вышел конфуз! Я сам себя ввел в заблуждение! — Я взглянул на свой запачканный кровью камзол. — Да к тому же испортил свою одежду.
— Она отстирается, сэр.
— Прошу меня простить за то, что… я на вас так набросился. Уверяю вас, я не имел в виду ничего дурного.
— Понимаю, сэр. — Было видно, что она тоже ощущает некоторую неловкость. — Мне очень жаль, что так вышло, что я вас так напугала. Раньше со мной ничего подобного не случалось. Дело в том, что вода на дорожках замерзла, а лед припорошило снегом. Так или иначе, я весьма благодарна вам за участие.
Она с благодарностью кивнула мне.
Заметив, как при этих словах ее слегка передернуло, я ощутил укол разочарования: до чего же неприятны, должно быть, оказались для Элис мои объятия.
— Давайте пройдем в дом, — произнес я. — После ушиба вам нужно немного полежать. Как ваша голова? Не кружится?
— Нет, все в порядке. — Она даже не воспользовалась протянутой мною рукой. — Думаю, нам обоим следует переодеться.
Она встала, стряхнула с себя окровавленный снег, и я проводил ее в дом. Войдя в лазарет, Элис направилась на кухню, а я — в свою комнату, где сменил одежду на ту, которую в качестве сменного набора прихватил с собой, а окровавленную бросил на пол. Потом сел на кровать и стал ждать возвращения Марка. Я мог бы пойти к Элис и попросить ее, чтобы она отнесла мою одежду в прачечную, но мне не хотелось этого делать. После того, что случилось, я не мог преодолеть охватившего меня смущения.
Казалось, в таком положении я просидел довольно долго. Раздался очередной звон колоколов, возвестивший, что похороны Саймона Уэлплея подошли к концу и его тело предано земле. Я проклинал себя за то, что послал Марка провожать Гудхэпса в город.
Поначалу я собрался было сам направиться к рыбному пруду. Но потом переменил решение, руководствуясь некоторыми соображениями относительно брата Эдвига.
Наконец за стенкой послышались чьи-то приглушенные голоса. Насторожившись, я открыл дверь и, прислушавшись, определил, что они доносятся из кухни и, судя по всему, принадлежат Марку и Элис. Я обрадовался и направился по коридору к ним.
Платье Элис лежало на стиральной доске, и все говорило о том, что она только что занималась стиркой. Облаченная в одну нижнюю сорочку, девушка стояла в обнимку с Марком. Надо сказать, их лица не выражали ни единого намека на улыбку, ничего такого, что могло быть свидетельством чего-то низменного или плотского. Напротив, прильнув к шее Марка, Элис была исполнена печали. Он тоже выглядел серьезным, будто хотел своими объятиями поддержать ее и успокоить. Увидев меня, они так перепугались, что точно ошпаренные отскочили в разные стороны. Заметив, как под тканью сорочки колыхнулись упругие девичьи груди и обозначились розовые бутончики сосков, я невольно отвел глаза в сторону.
— Марк Поэр, — резко произнес я. — Я, кажется, просил тебя поторопиться. Нас с тобой ждет работа.
Он залился краской.
— Прошу прощения, сэр, я…
— Послушайте, Элис. Вы не находите свой нынешний вид несколько нескромным?
— Сэр, другого платья у меня нет, — с вызовом ответила она. — И это единственное место, где я могу его выстирать.
— В таком случае вам надлежало, по крайней мере, запереть дверь на замок. Дабы сюда никто не вошел. И не увидел вас в таком виде. Идем, Марк.
Кивнув в сторону двери, я жестом велел ему следовать за мной.
Когда мы вошли в комнату, я обернулся к нему и сказал:
— Кажется, я просил тебя не тратить попусту свое драгоценное время. Тем не менее ты моим советам не внял. К тому же ваше с Элис общение зашло даже дальше, чем я мог себе вообразить.
— Смею вам заметить, сэр, что за последние несколько дней мы с вами уже обсудили все, что можно, — парировал он. — Знаю, вы не одобряете моего поведения. Однако сердцу не прикажешь.
— Как и в случае с той королевской фрейлиной? Хочешь, чтобы все кончилось точно так же?
— Это совсем другое, — взорвался он от негодования. — К госпоже Фьютерер я питаю самые благородные чувства. Ничего подобного я прежде никогда не испытывал. Можете надо мной смеяться, но это правда. Между нами ничего такого не было. Ничего, кроме того, что вы видели. Мы только обнимались и целовались. Она была так расстроена после того, как упала и пролила кровь.
— Госпожа Фьютерер? Да ты, видать, совсем рехнулся. Никакая Элис не госпожа. Она самая обыкновенная прислуга.
— Тем не менее данное обстоятельство ничуть не помешало вам обнять ее, когда она упала в снег. Я давно заметил, как вы на нее смотрите, сэр. Значит, вы к ней тоже неравнодушны! — Он шагнул ко мне, его лицо было перекошено от гнева. — Вы ревнуете!
— О, ради Бога! — вскричал я. — Кажется, я проявлял к тебе излишнюю мягкость. Стоило бы сейчас вышвырнуть тебя отсюда вон, отправить обратно в Личфилд. Ныне тебе самое время поискать там себе место пахаря.
Он ничего не ответил. Я попытался взять себя в руки и успокоиться.
— Выходит, ты считаешь меня безнадежным уродом, — спустя некоторое время продолжил я. — Уродом, который не способен испытывать ничего, кроме ревности. Да, я согласен, Элис — хорошая девушка. Но нас с тобой ждет серьезное дело. Что подумает о тебе лорд Кромвель, если до него дойдут слухи о том, что ты волочился за прислугой?
— Как говорится, на нем свет клином не сошелся, — пробубнил он в ответ.
— Неужели? И ты способен сказать это ему в лицо? Послушай, а что ты собираешься делать дальше? Увезешь Элис с собой в Лондон? Но ты же утверждал, что в Палату больше возвращаться не собираешься. Неужто положение прислуги — предел твоих желаний? Все, что ты мечтаешь заполучить от жизни?
— Нет, — поколебавшись, ответил он и уставился в пол.
— Тогда о чем же ты думаешь?
— Думаю, может, вы позволите мне стать вашим помощником, сэр. Я мог бы пригодиться вам в работе. Вы же не раз говорили, что я неплохо справляюсь со своими обязанностями.
— Хочешь стать клерком? — недоверчивым тоном переспросил я. — Помощником в судебных делах? Выходит, это все, чего ты хочешь от жизни?
— Знаю, сейчас чего-то просить — не самое подходящее время, — насупившись, произнес он.
— О Боже праведный! Да для подобных просьб вообще не бывает подходящего времени. Ты же позоришь меня перед своим отцом. А заодно и себя. Позоришь тем, что не испытываешь никакого желания продвигаться по службе. Нет, Марк, в качестве мелкого чиновника ты мне вовсе не нужен.
— Для человека, который печется о благосостоянии бедных и христианского сообщества вообще, — заговорил он с внезапной горячностью, — у вас слишком низкое мнение о простых людях.
— В обществе должно существовать разделение. Все люди не могут принадлежать к одному сословию. В противном случае Богу не понадобились бы священники.
