Подобно многим старым людям, пережившим множество жизненных бурь, Ренн вступил в период, когда человек уже ничего не принимает близко к сердцу. Я решил, что настало время переменить тему разговора.
— Судя по всему, в пятницу нам с вами предстоит присутствовать на торжественной церемонии встречи короля, — сообщил я. — Вчера сэр Уильям Малеверер подтвердил это. Мы собственноручно подадим королю прошения.
— Да, я это знаю. Завтра нам предстоит доставить прошения в контору лорда-камергера. В девять часов утра он укажет, какие места нам следует занять во время церемонии. Впрочем, он хочет увидеться с нами на полчаса раньше, дабы своими глазами прочесть краткое изложение, которое мы подготовим. Так что я с утра пораньше отправлюсь в аббатство Святой Марии, где мы с вами и встретимся.
— Надеюсь, нам объяснят, как следует вести себя во время церемонии.
— Не сомневаюсь, объяснений будет вполне достаточно. У совета сейчас одно желание: чтобы встреча короля прошла без сучка без задоринки.
Ренн улыбнулся и покачал головой.
— Господи боже, на склоне лет увидеть короля! Вот уж не думал, что доживу до этого.
— Что до меня, я вовсе не могу сказать, что горю желанием предстать перед монархом.
— Да король едва ли нас заметит, — усмехнулся Ренн. — Мы подадим ему прошения и тут же отойдем. Но все же увидим его вблизи. А также весь великолепный кортеж, который, говорят, растянется на целую милю. Для того чтобы накормить королевских лошадей, потребуется столько сена, что его привозят в Йорк из самых дальних окрестностей.
— Люди, ответственные за организацию королевского путешествия, продумали все вплоть до мелочей, — сказал я. — Слуги уже прибыли в Йорк, дабы позаботиться об удобствах высоких особ. Мы имели случай познакомиться с юной девицей, которая покупала имбирь и корицу, необходимые для любимого печенья королевы.
И я рассказал Ренну о нашей встрече с Тамазин Ридбурн. Старик с усмешкой взглянул на Барака.
— Насколько я понял, эта девица хороша собой?
— Очень хороша.
И тут меня словно что-то кольнуло. Я вспомнил, что, по словам девушки, она отпустила слугу в лавку, дабы тот купил себе материю на новый камзол. Однако слуга появился с пустыми руками. Впрочем, я сразу же отбросил эту мысль, как не стоящую внимания.
— Что ж, пора приступать к работе, — изрек Ренн. — Краткость и внятность — вот основное, что требуется от нас при изложении. Сегодня нам надо покончить с этим делом во что бы то ни стало.
— Разумеется, — кивнул я. — Нам вовсе ни к чему возбуждать недовольство в конторе лорда-камергера. Да и сэра Уильяма Малеверера лучше не сердить.
— Хотя Малеверер и происходит из старинного йоркширского рода, он в полной мере заслуживает звание невежи, — нахмурившись заметил Ренн. — Все, кто был назначен в Совет северных графств после «Благодатного паломничества», не отличаются высокими моральными устоями. По большей части это местные дворяне, которые не принимали участия в мятеже и ныне гордятся своей верностью королю и церковным реформам. Но на самом деле у них нет никаких религиозных убеждений. Власть и высокое положение — вот единственная религия, которой они служат. Поэтому все они так грубы и надменны. Но скажите мне, сэр, как вам понравились новые здания, возведенные в аббатстве?
— Это нечто потрясающее. Несколько сотен работников сейчас заканчивают возведение грандиозных павильонов, а художники украшают их всеми возможными способами. Кстати, когда был упразднен монастырь?
— Два года назад. Аббат Торнтон написал Кромвелю письмо с просьбой сохранить монастырь, а если это невозможно, предоставить ему земли и пенсию. Он получил и то и другое, — сообщил Ренн с косой ухмылкой.
— Да, настоятели больших монастырей, как правило, имели порочную склонность к стяжательству.
— Ныне аббатство Святой Марии является собственностью короля, и даже бывший дом аббата носит название королевского особняка. — Ренн задумчиво потер лоб. — Возможно, во время королевского визита будет объявлено, что королева ожидает дитя.
— Вне сомнения, король будет очень рад второму наследнику. Пока у него только один сын.
— Да, королям необходимо много наследников, — с улыбкой изрек Ренн. — Родословная помазанников Божьих уходит в глубину веков. Именно они определяют дух королевства, они стоят на верхней ступени лестницы сословий, которая объединяет жителей государства, предоставляя каждому определенное место.
— А мы, стряпчие, застряли где-то посередине этой лестницы, постоянно мечтаем подняться вверх и боимся сорваться вниз, — усмехнулся я.
— Вы правы, — рассмеялся Ренн и сделал рукой широкий жест. — Каждому охота подняться выше, но зачастую все усилия оказываются тщетными. В этом нет большой беды, главное, чтобы ступени государственной лестницы оставались прочными и следовали друг за другом в раз и навсегда заведенном порядке. Иначе нас ждет великий хаос. Но, хотя я и противник смешения сословий, я частенько обедаю за одним столом со старушкой Меджи и позволяю ей погреть старые кости в гостиной у очага, — добавил он с видом заговорщика.
Остаток дня мы посвятили чтению прошений, оторвавшись от этого занятия лишь однажды, чтобы подкрепить свои силы безвкусной похлебкой, которую подала Меджи. Некоторые прошения были написаны красивым и четким почерком и запечатаны восковыми печатями, другие — нацарапаны неумелыми каракулями на жалких обрывках бумаги. Мы с Ренном поочередно диктовали Бараку краткое содержание каждой прочитанной петиции. Выяснилось, что старый законник на редкость сметлив и решителен; быстрота, с которой он отделял зерна от плевел, вызвала у меня восхищение. В большинстве своем прошения содержали жалобы на произвол всякого рода мелких чиновников. Работа, что называется, кипела, свечи ярко горели на столе, разгоняя сумрак. Тишину нарушало лишь позвякивание колокольчика, привязанного к лапе сокола, да изредка доносившийся в комнату бой часов на башне собора.
После нескольких часов сосредоточенного труда Ренн протянул мне листок, исписанный старательными каракулями.
— Прочтите, это любопытно.
Прошение было от фермера, проживающего в приходе Таутон, в окрестностях города. Земли его прежде служили пастбищами, но ныне он использует их для того, чтобы выращивать овощи, которые отвозит в город на продажу. Распахивая бывшие пастбища, работники его нашли множество человеческих костей. Когда он сообщил о находке церковным властям, они приказали ему похоронить кости на ближайшем церковном кладбище. Однако путь от его фермы до этого кладбища неблизкий. Фермер просил оплатить ему расходы на дорогу в оба конца, а также возместить убытки, которые он понесет, отрывая время от работы.
— Таутон, — задумчиво произнес я. — Там когда-то состоялось большое сражение.
— Да, в тысяча четыреста шестьдесят первом году. То была величайшая битва за всю войну Алой и Белой розы. Тридцать тысяч убитых остались лежать на залитом кровью поле. А этот фермер хочет получить деньги за то, что предаст земле их кости. Как, по-вашему, нам следует отнестись к его просьбе?
