— Иными словами, ты считаешь, что необходимо увеличить на двадцать пять процентов все значения, указанные в его заметках?
— Точно. И все же, мне кажется, будет надежнее и математически более правильно, если ты возьмешь расстояния, пройденные во время первого путешествия и отмеченные в судовом журнале адмирала, восстановишь трассу на компьютере и сравнишь результат с реальными величинами.
[43]
— Ты гений! Иногда мне кажется, ты знаешь о Колумбе все!
— Нет. Не все. Я понятия не имею, что он хотел сообщить своей подписью! Если узнаешь, поделишься со мной.
— Ты будешь первым, обещаю!
Как Оливер ни старался, ему никак не удавалось попрощаться с дядей; тот упорно и дотошно выяснял подробности их исследования.
Нетерпение Оливера имело вполне прозаическое объяснение. Он спешил. Вычисления займут в лучшем случае несколько часов, а затем нужно пересчитывать по выведенной формуле каждую из исходных величин, приведенных Колумбом. Перспектива отправиться спать, так и не узнав, какие плоды принесет предложение Томаса, энтузиазма не вызывала. Единодушно было решено работать до получения итогового результата.
Обработка данных из судового журнала и сопоставление их с реальными расстояниями потребовали времени больше, чем ожидалось. Приходилось высчитывать каждую дистанцию, а потом проделывать преобразование с учетом современных единиц исчисления. Процесс оказался более трудоемким, чем они предполагали вначале. К рассвету команда исследователей представляла собой печальное зрелище, люди буквально падали с ног. Окружавшая их обстановка красноречиво свидетельствовала о ночи, проведенной без сна за работой: бумаги, таблицы, карты, разбросанные по всему залу, груды пустых стаканчиков из-под кофе…
Наконец Оливер объявил во всеуслышание: центральный компьютер готов осуществить итоговый расчет.
Программа завершилась. На мониторе появилось удивительное изображение.
Сотни точек, рассыпанных на прежней карте, слились в одну.
Охотники за историческим наследием безмолвно переглянулись.
Первым обрел дар речи рисковый малый Джон Портер.
— Кажется, я знаю, где это место! — Он не мог оторвать глаз от экрана.
— Давай, стреляй! — отозвался Рональд из глубины зала.
— Это северная оконечность Плайя-Бланка, в центре Национального парка Портобелло, в Панаме. Короче, неподалеку отсюда.
У стойки в гостинице Оливеру сказали, что молодая женщина не выходила из номера. Испанец решил позвонить Альтаграсии. Он понимал, в каком она сейчас состоянии. Но как бы там ни было, у него имелись серьезные основания полюбопытствовать, по какой причине донья Мерседес с коллегами проявляла столь настойчивый интерес к данному делу.
Насколько серьезно профессора замешаны в преступлении? Неужели они причастны к краже останков?
Оливер воспользовался внутренним телефоном отеля. Услышав печальный голос, он не удивился.
— Плохо. Всю ночь не спала. А что у вас?
— Великолепно! Мы вычислили точные координаты. Выдалась нелегкая ночка, так что теперь мы намерены поспать немного, а потом встретиться за обедом и наметить план действий. А ты что будешь делать?
— Не знаю. Пока не решила, — ответила Альтаграсиа.
— Хочешь поговорить? — спросил Оливер.
— Да, поднимись, пожалуйста.
Ливень не утихал с раннего утра. Небо было свинцово-серого цвета, как и накануне, предвещая еще один дождливый день. За перемещениями членов команды внимательно наблюдали из машины, припаркованной рядом с гостиницей. Возможность проникнуть в здание агентства «ХиРо-Шипврек» представлялась сомнительной: американские охранники из службы безопасности, экипированные по последнему слову техники, дежурили день и ночь внутри и снаружи дома.
Кроме того, табельное оружие секьюрити наводило на мысль, что соваться в здание было не самым разумным поступком.
Следовательно, поступил приказ продолжать наблюдение.
Оливер поднялся в номер Альтаграсии. По ее глазам было видно, что она провела не лучшую ночь. Предательства ранят глубоко. Альтаграсиа всю жизнь стремилась достигнуть таких же высот в карьере, как донья Мерседес. И хотя на политическом поприще перед ней открывались заманчивые перспективы, в том числе и возможность осуществить на практике социальную и культурную программу, в глубине души она лелеяла мечту стать крупным ученым и однажды заслужить почет и уважение, которыми пользовался в республике узкий круг интеллектуальной элиты. Альтаграсиа не разделяла амбиций большинства коллег по политической партии в Санто-Доминго: те работали исключительно ради себя, набивая бездонные карманы.
Безмятежное детство, финансовая стабильность, обеспеченная успешным бизнесом отца, прекрасное образование, которое посчастливилось ей получить, — все это создавало предпосылки для уверенности в собственных силах. И когда за прекрасной декорацией, подобно уродливым теням на заднике сцены, вдруг обнаруживались безудержная алчность и стремление к быстрой наживе, Альтаграсии становилось противно.
Компрометирующие фотографии и обман наставницы развеяли в пыль многие иллюзии, сквозь призму которых она смотрела в будущее.
Можно ли найти оправдание всему, жертвой чего она стала? Нет, нельзя.
Перед ней возникла альтернатива — вернуться в Санто-Доминго или продолжить работать здесь. Выбирать следовало немедленно.
Испанец понравился ей с самого начала, несмотря на возникавшие порой между ними трения. Привлекательный мужчина, умный, преданный долгу. К словам Андреса стоило прислушиваться. Он постоянно предупреждал: дело не подлежит разглашению! А она что?
Альтаграсиа чувствовала себя обязанной объясниться с Оливером.
— Ты не должна ничего объяснять мне, — негромко сказал он, едва увидел ее.
— Представляю, что ты обо мне теперь думаешь! Я и вообразить не могла ничего подобного. Пропускала мимо ушей твои увещевания и едва не погубила все дело!
— Всякое случается. В жизни очень нелегко понять, кому можно довериться, а кому нет.
— Но я знаю ее тысячу лет. Она направляла каждый мой шаг, чтобы помочь добиться того, чего я добилась, и стать тем, кто я есть! — с горечью воскликнула Альтаграсиа.
— Да, но ты случайно оказалась причастна к делу, которое имеет для нее такое значение! Вообще как-то странно все. Какую пользу извлекает донья Мерседес из этой истории?
