Элизабет до сих пор не ответила на пространное письмо миссис Гардинер. В свое время ей было трудно признаться, что догадки тетушки о ее отношениях с мистером Дарси были сильно преувеличены. Но теперь она могла сообщить ей необыкновенно приятную новость. И Элизабет почувствовала себя пристыженной, вспомнив, что ее тетя и дядя уже потеряли три дня, в течение которых могли бы радоваться ее счастью. Поэтому она отправила им следующее послание:
«Я должна была сразу поблагодарить Вас, моя дорогая тетушка, за Ваш подробный, дружеский и столь исчерпывающий ответ. Но, говоря по правде, мне было трудно писать. Своими догадками Вы опередили события. Зато теперь Вы уже можете предположить все что хотите. Дайте волю Вашей фантазии. Разрешите ей нарисовать в Вашем воображении любую картину. И все же, если только Вам не придет в голову, что я уже замужем, Вы ошибетесь не очень сильно. Вы должны написать мне еще раз как можно скорее, перечислив при этом достоинства моего избранника гораздо подробнее, чем Вы это сделали в прошлом письме. Еще и еще раз благодарю Вас за то, что Вы не захотели поехать в Озерный край. Как я была глупа, когда об этом мечтала! Ваша идея о низеньком фаэтоне мне очень понравилась. Мы будем с Вами кататься по парку каждое утро. Я теперь — самое счастливое существо на земле. Быть может, то же самое произносили до меня и другие. Но ни у кого не было для этого стольких оснований. Я даже счастливее Джейн. Она только улыбается, а я — хохочу! Мистер Дарси выражает Вам всю свою любовь, которую он утаил от меня. Вы должны непременно приехать в Пемберли на Рождество.
Ваша и т.д.».
Письмо мистера Дарси к леди Кэтрин выглядело совсем по-другому. И совсем непохожим на оба послания был ответ мистера Беннета на последнее письмо мистера Коллинза:
«Дорогой сэр, вам придется еще раз позаботиться о поздравлениях. Элизабет вскоре станет супругой мистера Дарси. Утешьте леди Кэтрин, насколько это будет в Ваших силах. Но будь я на Вашем месте, я бы поставил на племянника. У него больше возможностей.
Искренне Ваш и т.д.».
Поздравление мисс Бингли, полученное ее братом в связи с его предстоящей женитьбой, было необыкновенно приторным и фальшивым. Она написала даже Джейн, выразив ей свой восторг и напомнив об их прежних дружеских чувствах. И хотя Джейн не была обманута этим письмом, оно все же настолько ее тронуло, что она не удержалась и ответила, как она сама сознавала, гораздо приветливее, чем заслуживала ее будущая невестка.
Радость, которую выразила по такому же поводу мисс Дарси, была столь же искренней, каким было письмо, полученное ею от брата. Ей явно не хватило четырех страниц для выражений восторга и горячей надежды на то, что Элизабет сможет полюбить ее, как родную сестру.
Еще до того как мог быть получен ответ от мистера Коллинза или поздравление от его жены, жители Лонгборна узнали, что сами Коллинзы пожаловали в Лукас Лодж. Причина их столь поспешного приезда вскоре стала достаточно ясной. Леди Кэтрин была приведена письмом племянника в такую ярость, что Шарлотта, искренне радовавшаяся предстоящему браку, сочла за лучшее исчезнуть на то время, пока буря несколько не утихнет. Приезд подруги в такой момент несказанно обрадовал Элизабет. Однако, видя, как мистеру Дарси приходится во время их встреч переносить назойливые и напыщенные любезности ее мужа, она начала думать, что эта радость приобретается слишком дорогой ценой. Впрочем, мистер Дарси проявлял необыкновенную выдержку. Он даже научился более или менее спокойно выслушивать жалобы сэра Уильяма Лукаса на похищение величайшей драгоценности этого края, а также его надежду на встречу в Сент-Джеймсе. И если он по временам и пожимал плечами, то делал это, только когда сэр Уильям от него отворачивался.
Другое и, пожалуй, еще более тяжкое испытание ему приходилось выдерживать из-за вульгарности миссис Филипс. Правда, она, так же как и ее сестра, настолько благоговела перед ним, что не решалась с ним разговаривать с фамильярностью, какую поощрял в ней добродушный нрав Бингли. Однако любая сказанная ею фраза непременно звучала вульгарно. Почтение к Дарси заставляло ее быть молчаливой, но не улучшало ее манер. Элизабет делала все что могла, стараясь защитить Дарси от излишнего внимания мистера Коллинза и миссис Филипс. Благодаря ее стараниям большую часть дня он проводил либо с ней, либо в обществе тех ее близких, разговор с которыми не был ему в тягость. Хотя из-за подобных беспокойств период помолвки стал для Элизабет несколько менее радостным, будущее счастье казалось от этого еще более привлекательным. И она с восторгом предвкушала то время, когда они смогут вырваться из столь неприятного для них окружения и зажить спокойной и достойной семейной жизнью в Пемберли.
ГЛАВА XIX
Счастливым для материнских чувств миссис Беннет стал день, в который она распростилась с двумя самыми достойными своими дочерьми! Легко можно себе представить, с каким восторгом и гордостью она после этого навещала миссис Бингли и говорила о миссис Дарси. И, ради ее семейства, я была бы рада сказать, что исполнение заветной мечты — выдать в короткое время замуж чуть ли не всех дочерей — произвело на нее такое благотворное влияние, что в конце жизни она наконец стала приятной и рассудительной женщиной. Однако, увы, она нисколько не поумнела и время от времени по-прежнему была подвержена нервическим припадкам — быть может, к счастью для своего мужа, который в противном случае не смог бы насладиться непривычным для него домашним уютом.
Мистеру Беннету очень недоставало его второй дочери, и его привязанность к ней заставляла его выезжать из дома чаще, чем любой другой повод. Он очень любил навещать Пемберли, в особенности когда его меньше всего там ждали.
Мистер Бингли и Джейн прожили в Незерфилде только около года. Столь близкое соседство с ее матерью и меритонскими родственниками оказалось нежелательным даже при его мягком нраве и ее нежном сердце. Заветная мечта его сестер наконец осуществилась, и он приобрел имение в графстве, граничащем с Дербиширом. Таким образом, Джейн и Элизабет, в дополнение ко всем другим радостям, оказались на расстоянии всего тридцати миль друг от друга.
Китти стала, с большой пользой для себя, проводить время в обществе двух старших сестер. Характер ее благодаря этому заметно улучшился. Она не была так упряма, как Лидия. И теперь, освобожденная от ее влияния, она под руководством Джейн и Элизабет стала менее раздражительной, менее вялой и менее невежественной. Разумеется, ее всячески оберегали от общества Лидии. И, несмотря на то что миссис Уикхем частенько приглашала ее к себе, соблазняя сестру балами и обществом молодых людей, мистер Беннет никогда не соглашался на такую поездку.
Единственной дочерью, которая продолжала оставаться в Лонгборне, была Мэри. Ей поневоле пришлось бросить заботу о самоусовершенствовании, так как миссис Беннет ни на минуту не могла оставаться в одиночестве. Таким образом Мэри стала принимать большее участие в жизни, хотя по-прежнему была способна читать наставления по поводу всякого пустяка. И уже не чувствуя себя уязвленной тем, что она менее красива, чем ее сестры, она, как и предполагал ее отец, согласилась с этой переменой без особых возражений.
