— Что ни говори, а это в самом деле будет шикарно. Как
он расписывал! «День начнёт клониться к вечеру, солнце со своими золотыми
лучами скроется за горы, а на поле брани будут слышны последние вздохи
умирающих, ржание упавших коней, стоны раненых героев, плач и причитания
жителей, у которых над головами загорятся крыши». Мне нравится, когда люди
становятся идиотами в квадрате.
Ванек в знак согласия кивнул головой:
— Это было чертовски трогательно!
— Это было красиво и поучительно, — назидательно
сказал Швейк. — Я всё прекрасно запомнил и, когда вернусь с войны, буду
рассказывать об этом «У чаши». Господин фельдкурат, когда нам это выкладывал,
так раскорячился, что меня взял страх, как бы он не поскользнулся да не брякнулся
на полевой алтарь, ведь он мог бы разбить себе башку о дароносицу. Он привёл
нам замечательный пример из истории нашей армии, когда в ней ещё служил
Радецкий. Тогда над полем брани с вечерней зарёй сливался огонь пылавших
амбаров. Он будто всё это видел своими собственными глазами!
В тот же день обер-фельдкурат Ибл попал в Вену, и ещё один
маршевый батальон прослушал ту же поучительную историю, о которой вспоминал
Швейк и которая так сильно ему понравилась, что он с полным основанием окрестил
её «идиотизмом в квадрате».
— Дорогие солдаты, — ораторствовал фельдкурат
Ибл, — представьте себе: сейчас сорок восьмой год и только что победоносно
окончилась битва у Кустоццы. После десятичасового упорного боя итальянский
король Альберт был вынужден уступить залитое кровью поле брани фельдмаршалу
Радецкому — нашему «отцу солдатам», который на восемьдесят четвёртом году своей
жизни одержал столь блестящую победу. И вот, дорогие мои солдаты, на горе перед
покорённой Кустоццей маститый полководец останавливает коня. Его окружают
преданные генералы. Серьёзность момента овладевает всеми, ибо — солдаты! —
неподалёку от фельдмаршала лежит воин, борющийся со смертью. Тяжело раненный на
поле славы, с раздроблёнными членами, знаменосец Герт чувствует на себе взор
фельдмаршала Радецкого. Превозмогая смертельную боль, доблестный знаменосец
холодеющей рукою сжимает в восторге свою золотую медаль. При виде благородного
фельдмаршала снова забилось его сердце, а изувеченное тело воспрянуло к жизни.
С нечеловеческим усилием умирающий попытался подползти к своему фельдмаршалу.
«Не утруждай себя, мой доблестный воин!» — воскликнул
фельдмаршал, сошёл с коня и протянул ему руку.
«Увы, господин фельдмаршал, — вздохнул умирающий
воин, — у меня обе руки перебиты. Прошу вас только об одном. Скажите мне
правду: победа за нами?»
«За нами, милый брат мой, — ласково ответил
фельдмаршал. — Как жаль, что твоя радость омрачена ранением».
«Да, высокочтимый вождь, со мною покончено», —
слабеющим голосом вымолвил умирающий, приятно улыбаясь.
«Хочешь пить?» — спросил Радецкий.
«День был жаркий, господин фельдмаршал. Свыше тридцати
градусов жары».
Тогда Радецкий, взял у одного из своих адъютантов походную
фляжку, подал её умирающему. Последний одним большим глотком утолил свою жажду.
«Да вознаградит вас бог за это сторицей!» — воскликнул он,
пытаясь поцеловать руку своему полководцу.
«Давно ли служишь?» — спросил последний.
«Больше сорока лет, господин фельдмаршал. У Асперна я
получил золотую медаль. Сражался и под Лейпцигом, получил „пушечный крест“.
Пять раз я был смертельно ранен, а теперь мне пришёл конец. Но какое счастье,
какое блаженство, что я дожил до сегодняшнего дня! Что мне смерть, раз мы
одержали победу и императору возвращены его земли!»
В этот момент, дорогие солдаты, со стороны лагеря донеслись
величественные звуки нашего гимна «Храни нам, боже, государя». Мощно и
торжественно прозвучали они над полем сражения. И прощающийся с жизнью воин ещё
раз попытался подняться.
«Да здравствует Австрия! — исступлённо воскликнул
он. — Да здравствует Австрия! Пусть вечно звучит наш благородный гимн! Да
здравствует наш полководец! Да здравствует армия!» Умирающий ещё раз склонился
к правой руке фельдмаршала, облобызал её и упал; последний тихий вздох вырвался
из его благородной груди. Полководец с непокрытой головой стоял перед трупом
одного из лучших своих солдат.
«Можно только позавидовать такой прекрасной кончине», —
прочувствованно сказал фельдмаршал и закрыл лицо руками.
Милые воины, я желаю и вам всем дожить до такой прекрасной
смерти!..
Вспоминая эту речь обер-фельдкурата Ибла, Швейк имел полное
право назвать его «идиотом в квадрате».
Затем Швейк поделился своими соображениями о приказах,
зачитанных солдатам перед посадкой на поезд. Сначала их ознакомили с приказом
по армии, подписанным Францем-Иосифом, а затем им прочитали приказ
главнокомандующего Восточной армией эрцгерцога Иосифа-Фердинанда. Оба приказа
касались события, происшедшего 3 апреля 1915 года на Дукельском перевале, где
два батальона Двадцать восьмого полка вместе с офицерами под звуки полкового
оркестра перешли на сторону русских.
Оба приказа были зачитаны с дрожью в голосе и в переводе на
чешский язык гласили:
«ПРИКАЗ ПО АРМИИ ОТ 17 АПРЕЛЯ 1915 ГОДА:
Преисполненный горечью, повелеваю вычеркнуть императорский
королевский 28-й пехотный полк из списков моих войск за трусость и измену.
Приказываю отобрать у покрывшего себя бесчестием полка знамя и передать его в
военный музей. Полк, который морально разложился уже на родине и который
отправился на театр военных действий с тем, чтобы осуществить свои
предательские намерения, отныне перестаёт существовать.
Франц-Иосиф I».
«ПРИКАЗ ЭРЦГЕРЦОГА ИОСИФА-ФЕРДИНАНДА:
Чешские воинские части не оправдали нашего доверия, особенно
в последних боях. Чаще всего они не оправдывали доверия при обороне позиций. В
течение продолжительного времени они находились в окопах, что постоянно
использовал противник, вступая в связь с подлыми элементами этих воинских
частей.
При поддержке этих изменников атаки неприятеля направлялись
обычно именно на те фронтовые части, в которых находилось много предателей.
Часто неприятелю удавалось захватить нас врасплох, так
сказать, без труда проникнуть на наши передовые позиции и захватить в плен
большое число их защитников.
Позор, стократ позор презренным изменникам и подлецам,
которые дерзнули предать императора и империю и своими злодеяниями осквернили
не только славные знамёна нашей великой и мужественной армии, но и ту нацию, к
которой они себя причисляют. Рано или поздно их настигнет пуля или петля
палача.
Долг каждого чешского солдата, сохранившего честь, сообщить
командиру о таком мерзавце, подстрекателе и предателе. Кто этого не сделает —
сам предатель и негодяй. Этот приказ зачитать всем солдатам чешских полков.
Императорский королевский 28-й полк приказом нашего монарха
уже вычеркнут из рядов армии, и все захваченные в плен перебежчики из этого
полка заплатят кровью за свои тяжкие преступления.
