ГРЕЙ
На виселице в приятной выси
Качается Эдуард Грей из породы лисьей.
Надо бы повесить его ранее,
Но обратите внимание:
Ни один наш дуб сука не дал,
Чтоб баюкать того, кто Христа предал,
И приходится болтаться скотине
На французской республиканской осине.
Не успел капитан Сагнер прочесть эти стишки, полные
«неподдельного юмора и непревзойдённого остроумия», как в штабной вагон влетел
батальонный ординарец Матушич.
Он был послан капитаном Сагнером на телеграф при станционной
военной комендатуре узнать, нет ли каких приказов, и принёс телеграмму из
бригады. Прибегать к шифровальному ключу не пришлось. Телеграмма была
нешифрованная и гласила: «Rasch abkochen, dann Vormarsch nach Sokal».
[194]
Капитан Сагнер озабоченно покачал головой.
— Осмелюсь доложить, — сказал Матушич, —
комендант станции велел просить вас лично зайти к нему для переговоров.
Получена ещё одна телеграмма.
Несколько позже между комендантом вокзала и капитаном
Сагнером произошёл строго конфиденциальный разговор.
Содержание первой телеграммы: «Быстро сварить обед и
наступать на Сокаль» — вызвало недоумение: ведь в данный момент батальон
находился на станции Раб. И всё же телеграмма должна была быть передана по
назначению. Адресат — маршевый батальон Девяносто первого полка, копия —
маршевому батальону Семьдесят пятого полка, который находился позади. Подпись
правильная: «Командующий бригадой Риттер фон Герберт».
— Весьма секретно, господин капитан, — предостерёг
комендант вокзала. — Из вашей дивизии получена секретная телеграмма.
Командир вашей бригады сошёл с ума. Его отправили в Вену после того, как он
разослал из бригады по всем направлениям несколько дюжин подобных телеграмм. В
Будапеште вы получите ещё одну такую же телеграмму. Все его телеграммы,
понятно, следует аннулировать. Но пока мы никакого распоряжения не получили. У
меня на руках, как я уже сказал, только приказ из дивизии: нешифрованные
телеграммы во внимание не принимать. Но вручать я их обязан, так как на этот
счёт я не получил от своих инстанций никаких указаний. Через свои инстанции я
справлялся у командования армейского корпуса. Начато расследование… Я кадровый
офицер старой сапёрной службы, — прибавил он. — Участвовал в
строительстве нашей стратегической железной дороги в Галиции. Господин
капитан, — сказал он минуту спустя, — нас, стариков, начавших службу
с простого солдата, гонят только на фронт! Нынче в военном министерстве
штатских инженеров путей сообщения, сдавших экзамен на вольноопределяющегося,
как собак нерезаных… Впрочем, вы ведь всё равно через четверть часа поедете
дальше… Помню, как однажды в кадетской школе в Праге я, ваш старший товарищ,
помогал вам при упражнениях на трапеции. Тогда нас обоих оставили без отпуска.
Вы ведь тоже дрались в своём классе с немцами…
[195]
С вами
вместе учился Лукаш, и вы, кажется, были большими друзьями. Всё это вспомнилось
мне, когда я по телеграфу получил список офицеров маршевого батальона, которые
проследуют через мою станцию с маршевым батальоном. Много воды утекло с тех
пор. Я тогда очень симпатизировал кадету Лукашу.
На капитана Сагнера весь этот разговор произвёл удручающее
впечатление. Он узнал того, с кем говорил. В бытность свою учеником кадетского
училища комендант руководил антиавстрийской оппозицией. Позднее погоня за чинами
вытеснила у них оппозиционные настроения. Особенно задело его упоминание о
поручике Лукаше, которого по каким-то неизвестным причинам, не в пример ему,
Сагнеру, всюду обходили.
— Поручик Лукаш — отличный офицер, — подчёркнуто
сказал капитан Сагнер. — Когда отправится поезд?
Комендант станции посмотрел на часы:
— Через шесть мин??т.
— Иду, — заторопился Сагнер.
— Я думал, вы мне что-нибудь скажете на прощание,
Сагнер…
— Итак, до свидания,
[196]
—
ответил Сагнер и вышел из помещения комендатуры вокзала.
* * *
Вернувшись в штабной вагон поезда, капитан Сагнер нашёл всех
офицеров на своих местах. Они, разбившись на группы, играли в «чапари» (frische
viere). Не играл только кадет Биглер. Он перелистывал начатые рукописи о
событиях на театре военных действий. Кадет Биглер мечтал отличиться не только
на поле сражения, но и на литературном поприще, как летописец военных событий.
Обладатель удивительных крыльев и рыбьего хвоста собирался стать выдающимся
военным писателем. Его литературные опыты начинались многообещающими
заглавиями, и в них, как в зеркале, отражался милитаризм той эпохи. Но темы ещё
не были разработаны, на четвертушках бумаги значились только наименования
будущих трудов.
«Образы воинов великой войны», «Кто начал войну?», «Политика
Австро-Венгрии и рождение мировой войны», «Заметки с театра военных действий»,
«Австро-Венгрия и мировая война», «Уроки войны», «Популярная лекция о возникновении
войны», «Размышления на военно-политические темы», «День славы Австро-Венгрии»,
«Славянский империализм и мировая война», «Военные документы», «Материалы по
истории мировой войны», «Дневник мировой войны», «Ежедневный обзор мировой
войны», «Первая мировая война», «Наша династия в мировой войне», «Народы
Австро-Венгерской монархии под ружьём», «Борьба за мировое господство», «Мой
опыт в мировую войну», «Хроника моего военного похода», «Как воюют враги
Австро-Венгрии», «Кто победит?», «Наши офицеры и наши солдаты», «Достопамятные
деяния моих солдат», «Из эпохи великой войны», «В пылу сражений», «Книга об
австро-венгерских героях», «Железная бригада», «Собрание моих писем с фронта»,
«Герои нашего маршевого батальона», «Пособие для солдат на фронте», «Дни сражений
и дни побед», «Что я видел и испытал на поле сражения», «В окопах», «Офицер
рассказывает…», «С сынами Австро-Венгрии вперёд!», «Вражеские аэропланы и наша
пехота», «После боя», «Наши артиллеристы — верные сыны родины», «Даже если бы
все черти восстали против нас…», «Война оборонительная и война наступательная»,
«Кровь и железо», «Победа или смерть», «Наши герои в плену».
Капитан Сагнер подошёл к кадету Биглеру, просмотрел все
рукописи и спросил, для чего он всё это написал и что всё это значит.
Кадет Биглер восторженно ответил, что каждая надпись
означает заглавие книги, которую он напишет. Сколько заглавий — столько книг.
