Большинство придерживалось того мнения, что старший
батальонный писарь Баутанцель всем делится с офицерами.
В штабном вагоне капитан Сагнер заявил, что, согласно
маршруту, они, собственно, должны бы уже быть на галицийской границе. В Эгере
им обязаны выдать для всей команды на три дня хлеба и консервов, но до Эгера
ещё десять часов езды, а кроме того, в связи с наступлением за Львовом, там
скопилось столько поездов с ранеными, что, если верить телеграфным сообщениям,
ни одной буханки солдатского хлеба, ни одной банки консервов достать
невозможно. Капитан Сагнер получил приказ: вместо хлеба и консервов выплатить
каждому солдату по шесть крон семьдесят геллеров. Эти деньги выдадут при уплате
жалованья за девять дней, если капитан Сагнер к этому времени получит их из
бригады. В кассе сейчас только двенадцать с чем-то тысяч крон.
— Это свинство со стороны полка, — не выдержал
поручик Лукаш, — отправить нас без гроша.
Прапорщик Вольф и поручик Коларж начали шептаться о том, что
полковник Шрёдер за последние три недели положил на свой личный счёт в Венский
банк шестнадцать тысяч крон.
Поручик Коларж потом объяснял, как накапливают капитал.
Сопрут, например, в полку шесть тысяч и сунут их в собственный карман, а по
всем кухням совершенно логично отдаётся приказ: порцию гороха на каждого
человека сократить в день на три грамма. В месяц это составит девяносто граммов
на человека. В каждой ротной кухне накапливается гороха не менее шестнадцати
кило. Ну, а в отчёте повар укажет, что горох израсходован весь.
Поручик Коларж в общих чертах рассказал Вольфу и о других
достоверных случаях, которые он лично наблюдал.
Такими фактами переполнена была деятельность всей военной
администрации, начиная от старшего писаря в какой-нибудь несчастной роте и
кончая хомяком в генеральских эполетах, который делал себе запасы на
послевоенную зиму.
Война требовала храбрости и в краже.
Интенданты бросали любвеобильные взгляды друг на друга, как
бы желая сказать: «Мы единое тело и единая душа; крадём, товарищи, мошенничаем,
братцы, но ничего не поделаешь, против течения не поплывёшь! Если ты не
возьмёшь — возьмёт другой, да ещё скажет о тебе, что ты не крадёшь потому, что
уж вдоволь награбил!»
В вагон вошёл господин с красно-золотыми лампасами. Это был
один из инспектирующих генералов, разъезжающих по всем железным дорогам.
— Садитесь, господа, — любезно пригласил он, радуясь,
что накрыл какой-то эшелон, даже не подозревая о его пребывании здесь.
Капитан Сагнер хотел отрапортовать, но генерал отмахнулся.
— В вашем эшелоне непорядок, в вашем эшелоне ещё не
спят. В вашем эшелоне уже должны спать. В эшелонах, когда они стоят на вокзале,
следует ложиться спать, как в казармах, — в девять часов, — отрывисто
пролаял он. — Около девяти часов вывести солдат в отхожие места за
вокзалом, а потом идти спать. Иначе команда ночью загрязнит полотно железной
дороги. Вы понимаете, господин капитан? Повторите! Или нет, не повторяйте, а
сделайте так, как я желаю. Трубить сигнал, погнать команду в отхожие места,
играть зорю и спать. Проверить и, кто не спит — наказывать! Да-с! Всё? Ужин
раздать в шесть часов.
Потом он заговорил о давно минувших делах, о том, чего
вообще никогда не было, что было где-то, так сказать, в тридевятом царстве, в
тридесятом государстве. Он стоял как призрак из царства четвёртого измерения.
— Ужин раздать в шесть часов, — продолжал он,
глядя на часы, на которых было десять минут двенадцатого ночи. — Um halb
neune Alarm, LatrinenscheiBen, dann schlafen gehen!
[231]
На
ужин в шесть часов гуляш с картофелем вместо ста пятидесяти граммов
швейцарского сыра.
Потом последовал приказ — проверить боевую готовность.
Капитан Сагнер опять приказал трубить тревогу, а генерал-инспектор, следя, как
строится батальон, расхаживал с офицерами и неустанно повторял одно и то же,
как будто все были идиотами и не могли понять его сразу. При этом он постоянно
показывал на стрелки часов.
— Also, sehen Sie. Um halb neune scheifien und nach
einer halben Stunde schlafen. Das genügt vollkommen
[232]
В это переходное время у солдат и без того редкий стул. Главное, подчёркиваю,
это сон: сон укрепляет для дальнейших походов. Пока солдаты в поезде, они
должны отдохнуть. Если в вагонах недостаточно места, солдаты спят поочерёдно.
Одна треть солдат удобно располагается в вагоне и спит от девяти до полуночи, а
остальные стоят и смотрят на них. Затем, после того как первые выспались, они
уступают место второй трети, которая спит от полуночи до трёх часов. Третья
партия спит от трёх до шести, потом побудка, и команда идёт умываться. На ходу
из вагонов не вы-ска-ки-вать! Расставить патрули, чтобы солдаты на ходу не
со-ска-ки-вали! Если солдату переломит ногу неприятель… — генерал похлопал
себя по ноге, — …это достойно похвалы, но калечить себя соскакиванием с
вагонов на полном ходу — наказуемо. Так, стало быть, это ваш батальон, —
обратился он к капитану Сагнеру, рассматривая заспанные лица солдат. Многие не
могли удержаться и, внезапно разбуженные, зевали на свежем ночном воздухе.
— Это, господин капитан, батальон зевак. Солдаты в
девять часов должны спать.
Генерал остановился перед одиннадцатой ротой, на левом
фланге которой стоял и зевал во весь рот Швейк. Из приличия он прикрывал рот
рукой, но из-под неё раздавалось такое мычание, что поручик Лукаш дрожал от
страха, как бы генерал не обратил внимания на Швейка. Ему показалось, что Швейк
зевает нарочно.
Генерал, словно прочитав мысли Лукаша, обернулся к Швейку и
подошёл к нему:
— Böhm oder Deutscher?
[233]
— Böhm, melde gehorsam, Herr Generalmajor.
[234]
— Добже, — сказал генерал по-чешски. Он был поляк,
знавший немного по-чешски. — Ты ржевешь, как корова на сено. Молчи, заткни
глотку! Не мычи! Ты уже был в отхожем месте?
— Никак нет, не был, господин генерал-майор.
— Отчего ты не пошёл с другими солдатами?
— Осмелюсь доложить, господин генерал-майор, на
манёврах в Писеке господин полковник Вахтль сказал, когда весь полк во время
отдыха полез в рожь, что солдат должен думать не только о сортире, солдат
должен думать и о сражении. Впрочем, осмелюсь доложить, что нам делать в
отхожем месте? Нам нечего из себя выдавливать. Согласно маршруту, мы уже на
нескольких станциях должны были получить ужин и ничего не получили. С пустым
брюхом в отхожее место не лезь!
