— Швейк, — минуту спустя сказал поручик
Лукаш, — с вами было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, «ошибок» и «ошибочек», что от всех этих неприятностей вас спасти
может только петля, со всеми военными почестями, в каре. Понимаете?
— Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырёх и в виде исключения
также из трёх или пяти рот. Прикажете, господин обер-лейтенант, положить в
куриный суп побольше вермишели, чтобы он был погуще?
— Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу её о вашу башку, идиот несчастный!
— Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашёл, морковки тоже нигде нет. Я положу
картош…
Швейк не успел договорить «ки», вылетев вместе с курицей из
штабного вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырёк и
проследовал к себе.
* * *
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк с курицей, что,
естественно, вызвало волнение среди всех присутствовавших в вагоне. Все
посмотрели на него, как будто спрашивая: «Где это ты украл?»
— Купил для господина обер-лейтенанта, — сообщил
Швейк, вытаскивая из карманов лук и вермишель. — Хотел ему сварить суп, но
он отказался и подарил её мне.
— Дохлая? — недоверчиво спросил старший писарь
Ванек.
— Своими руками свернул ей шею, — ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки и побежал за
водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошёл телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
— Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
— Я её купил.
— Уж помалкивал бы, а ещё товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в ощипывании
курицы. В приготовлениях к торжественному великому событию проявил себя и
повар-оккультист Юрайда: он нарезал в суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот, кто ощипывает
курицу, и в двери тотчас же появилась довольная физиономия Швейка.
— Что это? — крикнул подпоручик Дуб, поднимая с
земли отрезанную куриную голову.
— Осмелюсь доложить, — ответил Швейк. — Это
голова курицы из породы чёрных итальянок — прекрасные несушки: несут до двухсот
шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у неё был замечательный
яичник. — Швейк сунул под самый нос подпоручику Дубу кишки и прочие
куриные потроха.
Дуб плюнул и отошёл. Через минуту он вернулся.
— Для кого эта курица?
— Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
— Мы встретимся у Филипп.
— Что он тебе сказал? — спросил Швейка Юрайда.
— Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты —
гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.
Старший писарь Ванек рассказал затем об изнасиловании детей
педагогами в испанских монастырях.
И уже в то время, когда вода в котелке закипала, Швейк
рассказал, что одному воспитателю доверили колонию венских брошенных детей и
этот воспитатель растлил их всех.
— Страсть! Ничего не попишешь! Но хуже всего, когда
найдёт страсть на женщин. Несколько лет тому назад в Праге Второй жили две
брошенные дамочки-разводки, потому что были шлюхи, по фамилии Моуркова и
Шоускова. Как-то раз, когда в розтокских аллеях цвела черешня, поймали они там
вечером старого импотента — столетнего шарманщика, оттащили в розтокскую рощу и
там его изнасиловали. Чего они только с ним не делали! На Жижкове живёт
профессор Аксамит, он там делал раскопки, разыскивая могилы со скрюченными
мертвецами, и несколько таких скелетов взял с собой. Так они, эти шлюхи,
оттащили шарманщика в одну из раскопанных могил и там его растерзали и
изнасиловали. На другой день пришёл профессор Аксамит и обрадовался, увидев,
что в могиле кто-то лежит. Но это был всего-навсего измученный, истерзанный
разведёнными барыньками шарманщик. Около него лежали одни щепки. На пятый день
шарманщик умер. А эти стервы дошли до такой наглости, что пришли на похороны.
Вот это уж извращённость! Посолил уже? — обратился Швейк к Балоуну,
который, воспользовавшись всеобщим интересом к рассказу Швейка, что-то
припрятывал в свой вещевой мешок. — Что ты там делаешь? Балоун,
Балоун! — вдруг серьёзно упрекнул приятеля Швейк. — Что ты
собираешься делать с этой куриной ножкой? Поглядите-ка! Украл у нас куриную
ножку, чтобы потом, тайно от нас, сварить её. Понимаешь ли ты, Балоун, что ты
совершил? Знаешь, как наказывают в армии того, кто на фронте обворовал
товарищей? Его привязывают к дулу пушки, и он разлетается, как картечь. Теперь
уж поздно вздыхать! Как только мы встретим на фронте артиллерию, ты явишься к
ближайшему обер-фейерверкеру. А пока что в наказание придётся тебе заняться
учением. Вылезай из вагона!
Несчастный Балоун вылез, а Швейк сел в дверях вагона, свесил
ноги и начал командовать:
— Habtacht! Ruht! Habtacht! Rechts schaut! Habtacht!
Смотреть прямо! Ruht! Теперь займёмся упражнениями на месте… Rechts um! Ну,
брат, и корова же вы! Ваши рога должны очутиться там, где раньше было правое
плечо! Herstellt! Rechts um! Links um! Halbrechts! He так, осёл! Herstellt!
Halbrechts! Ну, видите, лошак, уже получается. Halblinks! Links um! Links!
Front! Front, дурак! He знаешь, что ли, что такое шеренга! Grad aus! Kehrt
euch! Kniet! Nieder! Setzen! Auf! Setzen! Auf! Nieder! Auf! Nieder! Auf!
Setzen! Auf! Ruht! Ну, видишь, Балоун, как это полезно. По крайней мере,
пищеварение у тебя будет хорошее.
Вокруг них собирались солдаты. Повсюду был слышен весёлый
смех.
— Будьте любезны, посторонитесь! — крикнул
Швейк. — Мы займёмся маршировкой. Смотри, Балоун, держи ухо востро, чтобы
мне не приходилось двадцать раз отставлять. Не люблю команду зря гонять. Итак:
Direktion Bahnhof. Смотри, куда тебе показывают! Marschieren marsch! Glied —
halt! Стой, чёрт подери, пока я тебя в карцер не посадил! Glied — halt!
Наконец-то я тебя, дуралей, остановил. Kurzer Schritt! Ты не знаешь, что такое
«kurzer Schritt»! Я те, брат, такой «kurzer Schritt» покажу, что своих не
узнаешь. Voller Schritt! Wechselt Schritt! Ohne Schritt! Буйвол ты этакий!
Когда я командую «Ohne Schritt», ты должен топтаться на месте.
[248]
