— Да, и надеюсь…
Фельдкурат вздохнул.
— Человек часто попадает в такое положение когда ему
остаётся только надеяться. О, как красиво звучит слово «надейся» из того
трилистника, который возносит человека над хаосом жизни: вера, надежда; любовь…
— Я надеюсь, господин фельдкурат, что сумма…
— Безусловно, многоуважаемый, — перебил его
фельдкурат. Могу ещё раз повторить, что слово «надеюсь» придаёт человеку силы в
его житейской борьбе. Не теряйте надежды и вы. Как прекрасно иметь свой идеал,
быть невинным, чистым созданием, который даёт деньги под векселя, надеясь
своевременно получить их обратно. Надеяться, постоянно надеяться, что я заплачу
вам тысячу двести крон, когда у меня в кармане нет даже сотни…
— В таком случае, вы… — заикаясь, пролепетал
гость.
— Да, в таком случае я, — ответил фельдкурат.
Лицо гостя опять приняло упрямое и злобное выражение.
— Сударь, это мошенничество, — сказал он, вставая.
— Успокойтесь, уважаемый!
— Это мошенничество! — закричал упрямый
гость. — Вы злоупотребили моим доверием!
— Сударь, — сказал фальдкурат, — вам
безусловно будет полезна перемена воздуха. Здесь слишком душно… Швейк! —
крикнул он. — Этому господину необходимо подышать свежим воздухом.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, —
донеслось из кухни, — один раз я его уже выставлял.
— Повторить! — скомандовал фельдкурат, и команда
была исполнена быстро, стремительно и чётко.
Вернувшись с лестницы, Швейк сказал:
— Хорошо, что мы отделались от него, прежде чем он
начал буянить… В Малешицах жил один шинкарь, большой начётчик. У него на все
случаи жизни были готовы изречения из священного писания. Когда ему приходилось
стегать кого-нибудь плетью, он всегда приговаривал: «Кто жалеет розги, тот
ненавидит сына своего, а кто его любит, то вовремя наказует его. Я тебе покажу,
как драться у меня в шинке!»
— Вот видите, Швейк, что постигает тех, кто не чтит
священника, — улыбнулся фельдкурат. — Святой Иоанн Златоуст сказал:
«Кто чтит пастыря своего, тот чтит Христа во пастыре своём. Кто обижает
пастыря, тот обижает господа, его же представителем пастырь есть…» К
завтрашнему дню нам нужно хорошенько подготовиться. Сделайте яичницу с
ветчиной, сварите пунш-бордо, а потом мы посвятим себя размышлениям, ибо, как
сказано в вечерней молитве, «милостью божьей предотвращены все козни врагов
против дома сего».
На свете существуют стойкие люди. К ним принадлежал и муж,
дважды выброшенный из квартиры фельдкурата. Как только приготовили ужин, кто-то
позвонил. Швейк пошёл открыть, вскоре вернулся и доложил.
— Опять он тут, господин фельдкурат. Я его пока что
запер в ванной комнате, чтобы мы могли спокойно поужинать.
— Нехорошо вы поступаете, Швейк, — сказал
фельдкурат. — Гость в дом — бог в дом. В старые времена на пирах
шутов-уродов заставляли увеселять пирующих. Приведите-ка его сюда, пусть он нас
позабавит.
Через минуту Швейк вернулся с настойчивым господином.
Господин глядел мрачно.
— Присаживайтесь, — ласково предложил
фельдкурат. — Мы как раз кончаем ужинать. Только что ели омара и лососину,
а теперь перешли к яичнице с ветчиной. Почему не кутнуть, когда на свете есть
люди, одалживающие нам деньги?
— Надеюсь, я здесь не для шуток, — сказал мрачный
господин. — Я здесь сегодня уже в третий раз. Надеюсь, что теперь всё
выяснится.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, —
заметил Швейк, вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либени. Восемнадцать раз за
один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался —
дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, двери, через кухню, через забор в
трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы по
дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что
мог бы стать министром или депутатом! Вложили ему как следует!
Настойчивый господин, словно не внимая тому, о чём говорят,
упрямо повторил:
— Я хочу окончательно выяснить наши дела и прошу меня
выслушать.
— Это вам разрешается, — сказал фельдкурат. —
Говорите, уважаемый. Говорите, сколько вам угодно, а мы пока продолжим
пиршество. Надеюсь, это не помешает вам рассказывать? Швейк, подавайте на стол!
— Как вам известно, — начал настойчивый
господин, — в настоящее время свирепствует война. Я одолжил вам эту сумму
до войны, и если бы не война, то не стал бы настаивать на уплате. Но я приобрёл
печальный опыт.
Он вынул из кармана записную книжку и продолжал:
— У меня всё записано. Поручик Яната был мне должен
семьсот крон и, несмотря на это, осмелился погибнуть в битве на Дрине.
Подпоручик Прашек попал в плен на русском фронте, а он мне должен две тысячи
крон. Капитан Вихтерле, будучи должен мне такую же сумму, позволил себе быть
убитым собственными солдатами под Равой Русской. Поручик Махек попал в Сербии в
плен, а он остался мне должен полторы тысячи крон. И таких у меня в книжке
много. Один погибает на Карпатах с моим неоплаченным векселем, другой попадает
в плен, третий как назло тонет в Сербии, а четвёртый умирает в госпитале в
Венгрии. Теперь вы понимаете мои опасения. Эта война меня погубит, если я не
буду энергичным и неумолимым. Вы возразите мне, мол, фельдкурату никакая
опасность не грозит. Так посмотрите!
Он сунул Кацу под нос свою записную книжку.
— Видите: фельдкурат Матиаш умер неделю тому назад в
заразном госпитале в Брио. Хоть волосы на себе рви! Не заплатил мне тысячу
восемьсот крон и идёт в холерный барак соборовать умирающего, до которого ему
нет никакого дела!
— Это его долг, милый человек, — сказал
фельдкурат. — Я тоже завтра пойду соборовать.
— И тоже в холерный барак, — заметил Швейк. —
Вы можете пойти с нами, чтобы воочию убедиться, что значит жертвовать собой.
— Господин фельдкурат, — продолжал настойчивый
господин, — поверьте, я в отчаянном положении! Разве война существует для
того, чтобы спровадить на тот свет всех моих должников?
— Вот когда вас призовут на военную службу и вы
попадёте на фронт, — заметил Швейк, — мы с господином фельдкуратом
отслужим мессу, чтобы, по божьему соизволению, вас разорвало первым же
снарядом.
— Сударь, у меня к вам серьёзное дело, —
настаивала гидра, обращаясь к фельдкурату. — Я требую, чтобы ваш слуга не
вмешивался в наши дела и дал нам возможность теперь же их закончить.
