Warm ich wieda, wieda, kumm.
[102]
Из другого вагона кто-то отчаянно вопил, обращая свои вопли
к удаляющимся Будейовицам:
Und du, mein Schatz,
Bleibst hier.
Holario, holario, holo!
[103]
Вопил он так ужасно, что товарищи не выдержали и оттащили
его от открытой дверки телячьего вагона.
— Удивительно, что сюда ещё не пришли с
проверкой, — сказал капралу вольноопределяющийся. — Согласно
предписанию, вы должны были доложить о нас коменданту поезда ещё на вокзале, а
не вожжаться со всякими пьяными обер-фельдкуратами.
Несчастный капрал упорно молчал, тупо глядя на убегающие
телеграфные столбы.
— Как только подумаю, что о нас никому не
доложено, — продолжал ехидный вольноопределяющийся, — и что на первой
же станции к нам как пить дать влезет комендант поезда, во мне закипает
солдатская кровь! Словно мы какие-нибудь…
— Цыгане, — подхватил Швейк, — или бродяги.
Похоже, будто мы боимся света божьего и нигде не появляемся, чтобы нас не
арестовали.
— Помимо того, — не унимался вольноопределяющийся, —
на основании распоряжения от двадцать первого ноября тысяча восемьсот семьдесят
девятого года при перевозке военных арестантов по железной дороге должны быть
соблюдены следующие правила: во-первых, арестантский вагон должен быть снабжён
решётками, — это яснее ясного, и в данном случае первое правило соблюдено:
мы находимся за безукоризненно прочными решётками. Это, значит, в порядке.
Во-вторых, в дополнение к императорскому и королевскому распоряжению от
двадцать первого ноября тысяча восемьсот семьдесят девятого года в каждом
арестантском вагоне должно быть отхожее место. Если же такового не имеется, то
вагон следует снабдить судном с крышкой для отправления арестантами и
сопровождающим конвоем большой и малой нужды. В данном случае об арестантском
вагоне с отхожим местом и говорить не приходится: мы находимся просто в
отгороженном купе, изолированном от всего света. И, кроме всего прочего, здесь
нет упомянутого судна.
— Можете делать в окно, — в полном отчаянии
пролепетал капрал.
— Вы забываете, — возразил Швейк, — что
арестантам подходить к окну воспрещается.
— В-третьих, — продолжал
вольноопределяющийся, — в вагоне должен быть сосуд с питьевой водой. Об
этом вы тоже не позаботились. A propos!
[104]
На какой станции
будут раздавать обед? Не знаете? Ну, так я и знал: вы и об этом не спрашивали.
— Вот видите, господин капрал, — заметил
Швейк, — возить арестантов — это вам не шутка. О нас нужно заботиться. Мы
не простые солдаты, которые обязаны сами о себе заботиться. Нам всё подай под
самый нос, на то существуют распоряжения и параграфы, они должны исполняться,
иначе какой же это порядок? «Арестованный человек всё равно как ребёнок в
пелёнках, — говаривал один мой знакомый бродяга, — за ним необходимо
присматривать, чтобы не простудился, чтобы не волновался, был доволен своей
судьбой и чтобы никто бедняжку не обидел…» Впрочем, — прибавил Швейк,
дружелюбно глядя на капрала, — когда пробьёт одиннадцать часов, вы мне
дайте об этом знать. Капрал вопросительно посмотрел на Швейка. — Вы,
видно, хотите спросить, господин капрал, зачем вам нужно меня предупредить,
когда будет одиннадцать часов? Дело в том, господин капрал, что с одиннадцати
часов моё место — в телячьем вагоне, — торжественно объявил Швейк. —
На полковом рапорте я был осуждён на три дня. В одиннадцать часов я приступил к
отбытию наказания и сегодня в одиннадцать часов должен быть освобождён. С
одиннадцати часов мне здесь делать нечего. Ни один солдат не может оставаться
под арестом дольше, чем ему полагается, потому что на военной службе дисциплина
и порядок прежде всего, господин капрал.
После этого удара несчастный капрал долго не мог прийти в
себя. Наконец он возразил, что не получил никаких официальных бумаг.
— Милейший господин капрал, — отозвался
вольноопределяющийся, — письменные распоряжения сами к начальнику конвоя
не прибегут. Если гора не идёт к Магомету, то начальник конвоя должен идти за
ними сам. Вы в настоящий момент попали в необычную ситуацию: вы не имеете
решительно никакого права задерживать кого-либо, кому полагается выйти на волю.
С другой стороны, согласно действующим предписаниям, никто не имеет права
покинуть арестантский вагон. По правде сказать, я не знаю, как вы выберетесь из
этого отвратительного положения. Положение чем дальше, тем хуже. Сейчас
половина одиннадцатого. — Вольноопределяющийся спрятал часы в
карман. — Очень любопытно, как вы поведёте себя через полчасика, господин
капрал.
— Через полчаса я должен занять моё место в телячьем
вагоне, — мечтательно повторил Швейк.
Уничтоженный и сбитый с толку капрал обратился к нему:
— Если это не играет для вас большой роли… мне кажется,
здесь для вас гораздо удобнее, чем в телячьем вагоне. Я думаю…
Его прервал обер-фельдкурат, крикнувший спросонья:
— Побольше соуса!
— Спи, спи, — ласково сказал Швейк, подкладывая
ему под голову свалившуюся с лавки полу шинели. — Желаю тебе приятных снов
о жратве.
Вольноопределяющийся запел:
Спи, моя детка, спи…
Глазки закрой свои,
Бог с тобой будет спать,
Люлечку ангел качать.
Спи, моя детка, спи…
Несчастный капрал уже ни на что не реагировал. Он тупо
глядел в окно и дал полную свободу дезорганизации в арестантском купе.
Конвойные у перегородки играли в «мясо», и на ягодицы падали
добросовестные и увесистые удары остальных солдат. Когда капрал обернулся к
ним, прямо на него вызывающе уставилась солдатская задница. Капрал вздохнул и
опять повернулся к окну.
Вольноопределяющийся на минуту задумался и затем обратился к
измученному капралу:
— Вы когда-нибудь читали журнал «Мир животных»?
— Этот журнал у нас в деревне выписывал
трактирщик, — ответил капрал, явно довольный, что разговор принял другое
направление. — Большой был любитель санских коз, а они у него все дохли,
так он спрашивал совета в этом журнале.
— Дорогой друг, — сказал вольноопределяющийся, —
история, которую я вам сейчас изложу, со всею очевидностью вам докажет, что
человеку свойственно ошибаться. Господа, там, сзади! Уверен, что вы перестанете
играть в «мясо», ибо то, что я вам сейчас расскажу, покажется вам очень интересным,
хотя бы потому, что многих специальных терминов вы не поймёте. Я расскажу вам
повесть о «Мире животных», чтобы вы позабыли о наших нынешних военных
невзгодах.
