У входа Кадзэ снял сандалии. Теперь Мацуяма носил с собой меч, решив отказаться от маскировки. Пусть его считают ронином. После встречи с бандитами в доме бакалейщика всем стало окончательно ясно, кто он такой на самом деле.
— Сегодня мы просто выпьем, — сказал бакалейщик.
Беззубый, по-прежнему улыбаясь застывшей улыбкой, провел гостей в глубину дома. За одной из жалких сёдзи, ширм, стоящих вдоль коридора, послышался стук костей. Раздался негромкий возглас: игроки увидели результат броска.
— Кому принадлежит это заведение? — спросил Кадзэ.
Бакалейщик отвел глаза и промолчал, а беззубый, не обратив внимания на его смущение, сказал:
— Оно принадлежит господину Акинари, самурай-сама. Здесь подается самое дешевое сакэ и ведется самая честная игра во всем Эдо. Я уверен, тебе здесь понравится и ты еще не раз вернешься сюда. Твой друг у нас постоянный гость. Да все клиенты тут завсегдатаи. Они знают, что хозяин Акинари никогда никого не обманывает.
Кадзэ посмотрел на бакалейщика с некоторым удивлением. Тот довольно кисло улыбнулся. Приглашая Кадзэ, он думал не только о выпивке. Очевидно, ему хотелось знать, остается ли в силе договор, заключенный с людьми Акинари: пустят ли его в игорный дом. Торговец взял с собой самурая, чтобы тот в случае чего мог защитить его.
Беззубый раздвинул ширму, которая ничем не отличалась от других. Вот только в комнате, которая находилась за ней, люди не играли, а пили. Кадзэ и купец нашли свободное место на татами и сели друг напротив друга. По японской традиции они символически отгородились от остальных, создав свое собственное личное пространство.
Кадзэ и бакалейщик заказали сакэ. Беззубый побежал выполнять заказ и вскоре вернулся с железным чайником, наполненным горячей водой. В воде лежали две фарфоровые фляжки. Он поставил чайник и протянул гостям чашки для сакэ — маленькие синие пиалы, украшенные хризантемами. По японскому обычаю бакалейщик наполнил чашку Кадзэ, тот ответил тем же.
Они выпили. Неожиданно ширма приоткрылась и из-за нее появилась голова Нобу. Здоровяк, должно быть, просто осматривал помещение. Увидев Кадзэ и бакалейщика, он явно удивился. Приветливо поклонившись, Нобу снова закрыл ширму.
Однако уже через пару минут он вернулся и подошел к Кадзэ, который окинул его недоуменным взглядом.
— Хозяин Акинари желает поговорить с тобой, — произнес Нобу.
— Со мной? — удивленно переспросил самурай.
— Да. Я говорил ему о тебе, и он хочет с тобой выпить.
Мацуяма пожал плечами и поднялся. Бакалейщик собрался было последовать его примеру, однако Нобу положил руку ему на плечо и вновь усадил на татами.
— Идет только ронин.
Они прошли в дальний конец дома мимо не поддающихся описанию сёдзи. Нобу отодвинул одну из них.
В плохо освещенной комнате сидел в полном одиночестве какой-то массивный человек. Он казался не таким крупным, как Нобу, однако его бычья шея и массивные плечи говорили о том, что в случае чего незнакомец не побоится применить физическую силу. Голова его была обрита, как у священника, кимоно распахнуто, словно в теплый летний вечер. На груди — татуировка в виде синего дракона. Становилось ясно, что он далеко не святой. Такие татуировки любят носильщики паланкинов и бандиты, а человек не был похож на кривоногих носильщиков.
Акинари внимательно посмотрел на Кадзэ. Похоже, он был удивлен тем, что самурай оказался среднего роста. Скорее всего хозяин притона ожидал увидеть настоящего богатыря, наслушавшись рассказов, как тот запросто разделался с тремя его лучшими головорезами.
— Садись и выпей со мной, — отрывисто произнес Акинари.
Кадзэ пожал плечами и опустился на циновку.
Хозяин подал самураю чашку и начал наполнять ее сакэ, а Нобу задвинул ширму.
— Говорят, ты задал хорошую взбучку моим людям, — сказал Акинари без лишних церемоний.
Кадзэ принял чашку, поблагодарив кивком. Затем взял фарфоровую фляжку и налил сакэ хозяину дома.
— Я просто преподал им урок хороших манер.
Акинари фыркнул. Кадзэ даже не понял — то ли тот рассмеялся, то ли чем-то недоволен. Потом отпил глоток.
— Хороший сакэ, — произнес хозяин. — Не то что те помои, которые подают посетителям. Да они все равно после нескольких чашек уже не понимают разницы.
Кадзэ молчал. Сакэ было получше, чем то, которое они пили с бакалейщиком, однако очень хорошим назвать его было нельзя. Одно из двух: или хозяин не понимает разницу между хорошим и плохим сакэ, или кто-то обманывает его, поставляя скверное пойло. Возможно, верно и то и другое.
— Я хотел побеседовать с тобой по поводу моего уговора с этим бакалейщиком, — произнес Акинари.
— Возможно, тебе лучше поговорить с ним самим.
Опять непонятное фырканье.
— Нобу сказал, что ты весьма силен. Тебе можно доверить серьезные дела.
— И какие же именно?
— Бакалейщик ничего тебе не рассказывал?
— Нет. Я просто снимаю у него комнату и не собираюсь лезть в его жизнь.
Акинари сделал паузу, после чего сказал:
— В качестве оплаты долга я велел ему привезти кое-что из деревни, куда он ездит за товаром.
— Что именно?
— Ты слышал о табаке?
— Растение, которое завезли в Японию волосатые варвары, эти европейцы? Его курят?
— Да. Иноземцы привезли его к нам в страну несколько лет назад. Курение полезно для здоровья. Оно довольно популярно, однако Иэясу-сама ненавидит его. Он запретил курение под страхом конфискации имущества торговцев табаком.
— И что же?
— Это приносит прибыль. Любители покурить не в силах отказаться от своей привычки. У меня есть клиенты, которые готовы заплатить за табак любые деньги. Бакалейщик обеспечит мне его поставку. Он будет привозить табак, спрятанный под дайконом, листьями сисо и другими овощами. Я хочу, чтобы ты не доставлял нам неприятностей. Курильщики зверски желают получить свое зелье, и мне нужно постоянно пополнять запасы.
Кадзэ допил сакэ.
— На этого бакалейщика мне наплевать. Будет досадно, если власти захватят его дом, однако это не мое дело. — Самурай встал, кивнул вместо положенного поклона и добавил: — Спасибо за выпивку. Мне пора идти. Надо принять ванну, а бани в этом квартале закрываются рано.
Судя по всему, Акинари удивился намерению Кадзэ уйти.
— Да ладно, ты же свой парень, — сказал он. — Почему бы тебе не принять ванну здесь? У нас тут своя баня. Я позову слугу, и он проводит тебя.
Своя баня — это настоящая роскошь. В домах простолюдинов, к которым относился и бакалейщик, бань не имелось. Все домочадцы ходили в общественные, платя за пользование ими несколько сен.
