Она также ухаживает за мужем, потому что король с каждым днем становится все больше похож на ребенка. Ни для кого не секрет, что королева иногда дает Эдуарду советы по вопросам, на которые он сам не может найти ответы, потому что ум его уже не так остр, как прежде.
Эдуард и Эдита — настоящие друзья и спутники жизни, но они никогда не были любовниками. Король и королева начали спать в разных спальнях после свадебного пира. Я знаю об этом, потому что Изабель, компаньонка Эдиты, проклята бессонницей, и она видела, как королева выходила из комнаты своего мужа полностью одетая. А на простынях не было крови — такие вещи не остаются незамеченными, когда в доме столько слуг. Королева наверняка слышала разговоры о том, что она бесплодна, что король не способен зачать наследника, что он выбрал целомудрие, словно священник, что своей жене он предпочитает других женщин. Мне кажется, она давно перестала горевать о том, что муж не находит радости в обладании ее телом, так и не ставшим телом женщины, несмотря на ее годы. Слухи больше не печалят ее. Изабель говорит, что она похудела, а ее волосы стали бледнее, — когда она была молода, они сияли, как солнце, а сейчас больше напоминают луну. И все-таки она прекраснее всех женщин, каких мне доводилось встречать. Ее красота рождается внутри, она подобна колодцу с прозрачной водой, хотя ее тело живет с уверенностью, что ее кровному сыну не суждено появиться на свет и стать королем.
Я вернулась в мастерскую чуть позже, когда королеву позвали к мужу. Кусок ткани, который она вышивала, лежал под скамейкой, куда упал, когда она встала. Я наклонилась, чтобы взглянуть на длинный вышитый край ткани, еще не отрезанной от большого рулона, по-прежнему остававшегося в корзине, и увидела крошечные стежки, сделанные шерстяной ниткой золотистого цвета. Я смотрела на работу королевы и находила ее безупречной, хотя и не понимала, почему она решила сделать рисунок из шерсти на ткани, которую выткали для того, чтобы потом отправить на кухню и в спальни. Миледи привыкла к более изысканным тканям и шелковым ниткам.
На следующий день в час дня Мадлен встретилась с Джоан перед Центром изучения генеалогии. Она предложила купить бутерброды и пообедать на развалинах аббатства Святого Августина.
Войти на его территорию можно было через маленькую лавку и музей, где были выставлены кое-какие археологические находки, сделанные в развалинах за прошедшие века. Когда им предложили наушники и кассету с экскурсией, Джоан вежливо отказалась, сказав, что справится с этой задачей не хуже.
По большей части экспозицию составляла работа каменщиков — смесь кельтской, римской и норманнской архитектуры. Джоан объяснила Мадлен, чем отличаются друг от друга стили, сообщив, что аббатство и церковь достраивали и расширяли в четвертом, восьмом и четырнадцатом веках, прежде чем разрушить в тысяча пятьсот сороковом году.
Выйдя из музея, они оказались на широком зеленом поле размером с полдюжины футбольных стадионов. Каменные руины лишь отдаленно указывали на первоначальное расположение когда-то находившихся здесь монументальных строений. Однако это место обладало удивительной красотой и изяществом и, как и маленькая францисканская церковь, было пронизано ощущением благодати.
— Ты что-нибудь знаешь про ликвидацию монастырей?
[10]
— спросила Джоан, когда они уселись перекусить на каменных ступенях, которые когда-то вели на хоры.
— Честно говоря, я не занималась этим периодом. Мне гораздо больше известно о том, что происходило раньше. Насколько я понимаю, здесь была выдающаяся библиотека.
Мадлен не стала говорить, что про библиотеку аббатства Святого Августина она прочитала в записках вышивальщицы, жившей в одиннадцатом веке.
— Да, и она вся уничтожена — вероятно, ее сожгли, — Джоан печально вздохнула.
— Но неужели ничего из сокровищ не вывезли? Потерять огромный кусок истории в документах — настоящая трагедия.
— Мне кажется, несколько книг вошли в королевскую коллекцию, но исключительно из-за антикварной ценности, а не за великие знания, которые в них содержались. Позже эта коллекция положила начало комнате манускриптов Британской библиотеки. Хочешь верь, хочешь нет, но большую часть монастырских архивов продали из-за пергамента, его использовали для починки изделий из кожи. Только представь себе, как дыру в фургоне заделывают пергаментом, исписанным каллиграфическим почерком!
Мадлен покачала головой и улыбнулась.
— Существует много историй о том, как монахи тайно выносили из аббатства не только книги, но также золото и великолепные ткани, а затем прятали в деревенских церквях, — продолжала Джоан. — Ты совершенно права, в легендах наверняка есть доля правды. На самом деле среди пропавших сокровищ числятся останки самого святого Августина. Его кости, очевидно, находились в трех изысканно украшенных ковчегах и, разумеется, считались священными.
Мадлен прикусила губу, неожиданно подумав о том, что Лидия наверняка обожала слушать подобные истории. Словно прочитав ее мысли, Джоан сказала:
— Мы с твоей матерью много разговаривали об истории Кентербери. Городок ей очень нравился, она говорила, что чувствует себя здесь дома гораздо в большей степени, чем в Лондоне или Париже. Тебе наверняка известно, Мадлен, что она занялась изучением связей ее семьи с этим районом Англии. Твоей семьи, — поправилась она.
— Она не говорила мне про кузин, сестер Бродер, — нахмурившись, ответила Мадлен. — Неужели она только сейчас узнала об их существовании? Довольно странно.
— Да, пожалуй. Но такое нередко случается в семьях. В особенности если в прошлом существовала некоторая… отчужденность.
— Наверное, по работе вы часто имеете дело с подобными вещами, — сказала Мадлен и вопросительно посмотрела на нее.
Джоан рассмеялась.
— Да уж, тут ты права. И все же меня чрезвычайно интересует эта область исследований.
— А что она искала в архиве? — спросила Мадлен.
— Насколько мне известно, ничего определенного. Удалось установить, что Бродеры были купцами во времена королевы Виктории, хотя в основном твоя мать знала об этом по рассказам твоей бабки. Я думаю, она пыталась найти какие-нибудь книги, касающиеся развития основных отраслей промышленности в Кентербери на рубеже столетий, хотя особой надежды у нее не было. Когда я получу ответ из Центрального архива в Лондоне, сразу же свяжусь с тобой, договорились?
Мадлен с благодарностью улыбнулась.
— Вы меня очень поддержали, Джоан. Сомневаюсь, что я смогла бы пережить эти несколько дней без вас.
— А я — без тебя, дорогая.
Джоан отвернулась, глядя на развалины сбоку.
