Голоса доносились из зарослей можжевельника, и, подойдя поближе, я понят, что слышу вовсе не клятвы любовников, как мне подумалось поначалу, беседу вели монах и человек в дорогом плаще — аристократ или богатый купец. Я подошла еще ближе, стараясь не привлекать к себе внимания, и узнала Одерикуса, а его собеседником был один из советников Гарольда. Сначала я почувствовала огромное облегчение, увидев моего друга, и мне даже в голову не пришло спросить себя, что он делает в лесу, тайно встречаясь с придворным. С того места, где я остановилась, мне был хорошо слышен их разговор, но я не понимала ни слова, поскольку они говорили на языке норманнов.
Я осторожно зашагала прочь и вскоре вернулась к кострам, где выпила вина со специями, которым Винтер щедро угощал соседей, и попыталась забыть о том, что видела. Я выпила больше сладкого напитка, чем следовало, стараясь забыть не только встречу в лесу, но и тревоги, грузом лежавшие у меня на сердце.
26 июня 1066 года
Джон вернулся из Нортумбрии, но вскоре вновь уехал на остров Уайт, где расположился король Гарольд, дожидаясь прибытия флота Вильгельма Нормандского, — все были уверены, что вскоре он появится у наших берегов. Джон был в отличном настроении, поскольку чувствовал, что настало время, когда он сможет проявить себя перед королем. Я не могла ничего ему сказать, ведь он именно об этом давно мечтает. Если я позволю ему заметить свой страх, то наше расставание будет не таким нежным и теплым. Надо пользоваться временем, пока Джон здесь, ведь очень скоро он нас покинет.
Я попросила его пойти со мной в лес в ночь полнолуния. Мы шли рука об руку, веселые, как юные любовники, и я не хотела слушать истории о сражениях и смерти. Мы пришли к кругу камней в ореховой роще. Было так тепло, что мы с Джоном обнаженными искупались в реке. Тело Джона загорелое и стройное от постоянных путешествий, и в лунном свете мне показалось, что он похож на лесного духа. Я так ему и сказала, а он ответил, что я лесная нимфа. Джон притянул меня к себе и любил прямо в воде, пока мы оба не достигли вершин блаженства. Потом мы лежали на берегу и смотрели друг на друга, как когда-то в юности.
23 августа 1066 года
Флот короля увеличился — к нему присоединились силы из каждого графства. На севере Тостига преследуют неудачи, и многие солдаты дезертировали, рассчитывая найти убежище у его друга короля Малкольма Шотландского. Однако Малкольм не собирается выступать против Гарольда — он вовсе не глуп.
Я побывала в Винчестере, куда по просьбе Эдиты доставила краски. В день моего возвращения я видела Одерикуса, который разговаривал во дворце с епископом Стигандом. Монах не показывался в Вестминстере с зимы, а когда заметил меня, отвел глаза. Он не мог знать, что я видела его в лесу, но стыдился передо мной за какой-то поступок. Позднее он пришел ко мне в башню и сказал, что один из гобеленов в библиотеке Кентербери отсырел и его необходимо починить. Я ответила, что недавно видела миледи и та просила, чтобы он послал ей весточку, но его глаза потемнели — вмешался какой-то демонический дух, — и он меня не услышал. С прошлой зимы его черные волосы поседели, и он больше не откровенен со мной, как раньше.
Одерикус не поехал с Гарольдом, объяснив свой отказ болезнью. Он сказал, что отдохнет с братьями, которые выращивают лекарственные растения в далеком монастыре. Одерикус что-то скрывает, его болезнь — страх.
В Винчестере миледи сидела в саду, окруженном каменными стенами монастыря. Она стройна и бледна, как новая луна. Когда я приблизилась к ней, то увидела, что она держит в руках пергамент. Эдита делала новый рисунок для вышивки. Теперь картинки возвращения Гарольда из Нормандии и его аудиенции у Эдуарда не будут концом истории, изложенной в вышивках гобелена. Нужно сказать, что рисунки Эдиты так же хороши, как и в самом начале, когда работа над гобеленом только началась.
Она отвела меня в комнату, где работали сестры, и там я увидела гобелен, растянутый на четырех длинных столах, сдвинутых вместе, — и все равно он не помещался полностью. В комнате находились аббатиса и юная сестра. Аббатиса сразу же отпустила ее и приветствовала меня легким поклоном. Говорила она мало.
Я внимательно посмотрела на новые рисунки миледи и увидела погребальную процессию Эдуарда в Вестминстере, а потом смертное ложе короля Эдуарда, возле которого стоят миледи, какой-то мужчина и священник. Я спросила, почему она решила изложить историю в таком порядке, а она ответила, что смерть короля была отпразднована еще до того, как он умер, и Гарольд уже знал, что украдет корону саксов.
Она рассказала мне о том, что произошло в тот день, и мне показалось, будто я сама находилась в покоях Эдуарда — так подробно миледи Эдита все описала. Я видела тяжелые занавеси вокруг его постели, расшитые символами христианства, и короля, и его лицо, белое, как льняная простыня.
Король Эдуард испустил последний вздох в присутствии королевы, Одерикуса и Эдгара Этелинга. Глаза миледи блестели, точно римское стекло, но она не пролила ни единой слезы, вспоминая о смерти мужа. Она сказала, что Эдуард не испытывал боли, усталость исчезла, он стал похож на юношу. И добавила, что король находился в здравом уме и твердой памяти, когда передавал королевство и корону Эдгару.
Гарольд солгал, утверждая, что находился рядом с королем в час его смерти и что Эдуард передал королевство именно ему. Когда Гарольд вошел в королевские покои, Эдуард был уже мертв. Ложь Гарольда поддержал Одерикус, который согласился подтвердить слова Гарольда в обмен на обещание сохранить жизнь Эдиты.
Я не знала, насколько глубока любовь Эдиты к монаху и любит ли она его теперь. Вероятно, она поняла, какую совершила ошибку, доверив свое сердце человеку, который служил стольким повелителям. Миледи Эдита видела его сомнения и теперь знает, что вовсе не к ней обратил Одерикус свои взоры.
Ныне я понимаю, отчего возник мрак в глазах Одерикуса, почему посерела его кожа, поседели волосы и изменилась походка. И еще я вспомнила, что он чужой в доме саксов — в его жилах течет кровь римлян и норманнов.
Я больше не могу об этом думать, мне страшно, когда я представляю, что нас ждет впереди.
Перед тем как покинуть монастырь, мне довелось увидеть гобелен, лежащий на длинном столе мастерской. Только аббатиса и миледи Эдита находились в мастерской, когда королева рассказывала о смерти мужа, а она знает, что я буду хранить ее тайну, как дракон — пещеру, полную золота.
На ее рисунках был изображен Гарольд как коронованный король, сидящий на троне. На гобелене, вышитом простой шерстью, спрятана правда.
Гарольд изображен как король Англии, он рассказывает, как король Эдуард говорит с ним со своего смертного ложа, и что свидетель тому — Одерикус. Он рассказывает, как Эдуард просит Гарольда взять на себя заботы о королевстве. Одерикус не возражает, а у Эдгара Этелинга не оказалось достаточно храбрых союзников, которые смогли бы выступить против короля. Все они испытывали страх, ведь Гарольд — из рода Годвина, а его отец был знаменит тем, что убивал своих врагов. Но на гобелене Эдиты человек у постели Эдуарда не носит черных усов, которые есть у Гарольда во всех других частях этой истории.
