Кант прикрыл глаза, и его лицо осветила довольная улыбка.
— В течение многих лет, сержант, я занимался сопоставлением фактов, имеющих отношение к частоте и особенностям смертей в Кенигсберге, — ответил Кант. — Примерно год назад я получил из полиции очередной недельный отчет. В нем упоминался труп, причина смерти не была установлена. Это показалось мне в высшей степени необычным. Врач, приглашенный констатировать смерть, не обратил внимания на крошечные отметины на шее Коннена. Отсюда и заключение: причина смерти неизвестна. У меня же возникли затруднения с включением данного случая в мою статистику. Умер ли упоминавшийся в отчете человек своей смертью или был убит? Я обратился к властям с просьбой подарить тело университету, и, по счастливому стечению обстоятельств, в то самое время в «Коллегиум Альбертинум» читал лекции доктор Вигилантиус. Узнав из частной беседы, что он, кроме всего прочего, является и опытным анатомом, я поспешил воспользоваться представившейся мне возможностью. И получил от нее двойную выгоду. Во-первых, я давно хотел собственными глазами увидеть, каким образом последователи Сведенборга беседуют с душами умерших. Во-вторых, хотел сохранить те материальные свидетельства преступления, которые вы только что видели. Когда несколько месяцев спустя произошло похожее убийство, я сразу заметил, что между ними имеется связь, попросил передать нам труп и послал за доктором Вигилантиусом, чтобы он повторил операцию.
— А поверенному Рункену было известно об этом месте, сударь? — спросил Кох, сделав жест рукой, показывавший, что он имеет в виду всю лабораторию.
Кант с демонстративным раздражением отмахнулся от вопроса.
— Ваш хозяин не способен был оценить важность тех свидетельств, которые я собрал здесь. Он высмеивал мои находки как увлечения старого маразматика! Пользуясь стандартными полицейскими методами, он никогда бы не нашел убийцу. Вкус преступника к совершаемым им страшным деяниям набирал силу, ужас охватывал жителей города, короля все больше беспокоила возможность вторжения французов, и он настаивал, чтобы дело было завершено как можно скорее. Несколько недель назад я предложил его величеству отправить поверенного Рункена в отставку. На его месте был необходим другой человек, с талантами иного сорта. Такими, как у Августа Вигилантиуса…
— И меня, — добавил я.
Кант ласково похлопал меня по плечу и тепло мне улыбнулся:
— Теперь вы понимаете, почему я послал за вами, Ханно. Только тот, кто посетил страну теней, способен справиться с тем, что происходит у нас в Кенигсберге. Как вам прекрасно известно, над самыми темными порывами человеческой души не властны Разум и Логика.
Импульсы человеческой души, над которыми не властен Разум…
Я застыл. Я сам употребил ту же фразу при нашей первой встрече.
— Поэтому-то я и послал вас в «Балтийского китобоя», — сказал профессор, и глаза его лукаво блеснули. — Было логично начать именно оттуда. Гостиница стала местом первого преступления, и ходили многочисленные слухи, что ее владелец симпатизирует Бонапарту. Боюсь, что Морик, тамошний служка, вызвал подозрения у хозяина. А вот этого я предвидеть не смог, — добавил он задумчиво. — Значит, Тотц убил его, воспользовавшись молотком, как сам вам и признался. Теперь, как я полагаю, вам ясно, что, совершив указанный поступок, он исключил себя из списка подозреваемых в других убийствах.
— Почему вы мне сразу все не объяснили, сударь? Вы позволили мне во имя Логики идти вслепую.
Меня так легко было убедить в том, что за всем происшедшим скрывается политическая причина. Точнее, я сам себя и убедил в этом. Все так удачно складывалось в единую картину: странное содержимое буфета адвоката Тифферха, болтовня Морика, увиденное мною в гостинице, признания Ульриха Тотца, улыбка его несчастной жены! Я извратил факты в угоду своей уже готовой теории. И, поступив так, предстал безмозглым идиотом в глазах того самого человека, который верил в мои способности.
— Вы полагали, что у вас имеется решающее доказательство, — продолжал Кант. — Вы бы не приняли никаких противоположных аргументов, будь они столь же очевидны, как и нос в центре вашей физиономии. Помните, что я говорил вам, Ханно? Целью вашего расследования должна стать реконструкция хода событий. Вы не сможете ответить на вопрос, почему все произошло именно таким образом. Мотивы пока еще скрыты от нас. Логика и Рациональность не властвуют над человеческой душой, хотя и могут объяснить ее страсти.
Из одной папки Кант извлек какой-то документ и положил на стол.
— Вот, посмотрите, — сказал он.
Мы с Кохом наклонились поближе, чтобы рассмотреть его в тусклом свете ламп. Перед нами был обычный листок бумаги с рисунком. Изображение было выполнено безыскусно, просто очертания коленопреклоненной человеческой фигуры, прислонившейся к стене. Было какое-то дьявольское несоответствие между техническим несовершенством изображения и его объектом. Складывалось впечатление, что ребенок, отвлекшись от рисования цветов и фей, оказался свидетелем чудовищной сцены, каковую с присущей ему невинностью и решил запечатлеть на бумаге.
— Что это, сударь? — спросил Кох с напряжением в голосе.
— Рункен послал на место первого преступления двух жандармов. Тем временем я начал проводить параллельное расследование, пользуясь собственными методами, о чем приватно информировал государя. Тех двоих жандармов я попросил зарисовать по памяти все, что они увидели на месте преступления. Впоследствии я делал то же самое и в других случаях. Зарисовки с изображением жертв других убийств находятся в папках, если они вам понадобятся. — Кант указал на полки. — На них вы сможете рассмотреть позу жертвы, в которой она находилась на момент обнаружения трупа.
— Вы посылали солдат рисовать трупы, сударь?
Прежде чем ответить на вопрос Коха, Кант громко расхохотался:
— Необычно, не так ли? Одни из солдат вполне оправдал мои ожидания. Всякий раз, когда обнаруживалась очередная подозрительная жертва, Люблинский делал для меня зарисовку с места преступления. Я, конечно, платил ему за труды.
— Единственное, на что большая часть их способна, — это поставить крестик в платежном листке, — удивленно заметил Кох. — Можно мне задать еще один вопрос, профессор Кант? — Взгляд Коха напряженно обводил комнату. — Все… все, что я вижу здесь… — пробормотал он нервно. — Головы без тел! Просто чудовищно, сударь! Что вы рассчитываете достичь с их помощью?
Кант повернулся ко мне и улыбнулся так, словно Кох и не задавал никакого вопроса.
— Мертвые действительно говорят с нами, Ханно. Не поймите меня неправильно. Я вовсе не стал сведенборгианцем. В этой комнате в данный момент объектом нашего изучения является жертва убийства. Внимательно проанализировав физические свидетельства и исследовав обстоятельства, мы сможем сделать разумные выводы относительно того, где и когда было совершено преступление. Названные факторы, в свою очередь, помогут нам понять также, как и с помощью какого инструмента оно было содеяно. И наконец, если нас не подведет интуиция, мы сможем выдвинуть предположения по поводу того, кто его совершил. Морика убил Тотц и никто другой. Здесь мы имеем дело с жертвой другого убийцы. И тело этого мертвеца способно очень многое рассказать о человеке, расправившемся с ним.
