Глава 38
Едва рассвело, как лондонцы, заметив на небе огромное облако, усмотрели в нем знак избавления. Но то были не грозовые тучи, обещавшие благодатный ливень, а застилавший небо дым пожарищ.
Огонь добрался и до Чипсайда, улицы богачей — золотых и серебряных дел мастеров. Прежде чем огненный шквал сровнял с землей роскошные дома этой части города, все ценное успели перевезти в Тауэр. Вдоль берега Темзы пожар неукротимо продвигался дальше на запад; не устояла перед стихией даже такая твердыня, как замок Бэйнард-Касл, не говоря уж об исправительном доме Брайдуэлл. Бушевавшее в северной части города пламя продолжало уничтожать здания гильдий ремесленников, десятки церквей и даже городскую ратушу. Тем временем ураганный ветер с востока и не думал утихать.
Когда Иеремия проснулся на следующий день с гудящей от боли головой и тяжестью в желудке, близился полдень. Вызвав Мэлори, он велел ему принести одежду.
— Почему его светлость не разбудил меня? — недовольным тоном осведомился пастор, пока слуга судьи Трелони помогал ему одеться.
— Поверьте, он пытался. Но вы так сладко спали, что он оставил свои попытки, — извиняющимся тоном защищал хозяина Мэлори.
Услышав голоса и поняв, что Иеремия проснулся, судья Трелони поспешил к нему.
— Вам необходимо лежать, — наставительно произнес судья. — Вы еще не оправились после вчерашнего.
— Нет-нет, я должен быть у мастера Риджуэя, — запротестовал Иеремия. — Он идет на поправку, но по-прежнему нуждается в уходе. Его нельзя оставлять без присмотра.
— Вы ведь минувшим днем на собственной шкуре испытали, что делается на улицах Лондона, святой отец.
— Я понимаю это, но не могу забросить свои первейшие обязанности.
Трелони испустил обреченный вздох. Он уже потерял надежду образумить неугомонного друга.
— Хорошо, но я по крайней мере велю заложить для вас карету.
Подумав, Иеремия согласился, но только потому, что все еще с трудом переставлял ноги, а силы следовало приберечь — они еще понадобятся для ухода за Аленом.
Джордж Грей, который провел ночь в камере Алена, не дождавшись пастора рано утром, стал тревожиться. И когда Иеремия наконец появился, квакер со вздохом облегчения поднялся с табурета, на котором просидел всю ночь, не смыкая глаз. Заметив характерной формы кровоподтек на шее пастора Блэкшо, Джордж Грей невольно перекрестился.
— Прошу у тебя прощения, друг. Мне рассказали, что твоих братьев по вере в открытую избивают на улицах. Несмотря на то что вы официально находитесь под защитой короля, вы, как и мы, не избавлены от травли и преследовании. Горько сознавать, что я сразу не удосужился разобраться в этом.
Когда квакер ушел к себе, иезуит хотел заняться Аленом, который все еще был очень слаб. Но, увидев, что мастер Риджуэй безмятежно спит, пастор Блэкшо все же решил ненадолго оставить его и повидать своих прихожан. Он рассчитывал обернуться быстро, но из-за царившей на лондонских улицах толчеи добирался до них куда дольше и прибыл в Мурфилд вконец измотанным. А там его ждали и вовсе дурные вести — беженцев на полях скопилось столько, что на всех не хватало ни воды, ни провизии.
Усевшись, Иеремия заговорил с ними, пытаясь хоть немного приободрить, хотя сам едва мог даже сидеть. Голова болела страшно, ныла каждая мышца, каждый нерв болью напоминал о вчерашней едва не свершившейся трагедии. В конце концов иезуит закрыл глаза и без сил привалился спиной к дереву, решив хоть на несколько минут прикорнуть.
Человеческие голоса сливались в сплошной неумолчный гул: «…все, все потеряли, что имели — дом, мебель, посуду, — все… Сгорело, обратилось в пепел… Дети… где они теперь, бедные… не иначе как пропали в этом бедламе… Нет, здание гильдии полыхало как свеча… ну что вы… А у этого ювелира тоже все сгорело… Патерностер-роу больше нет, одно сплошное пожарище… Собор Святого Петра с трех сторон объят огнем… Скоро и ему конец… Куда там — даже стены города, и те не помогли… Церковь Христа тоже сгорела… Там, в центре, еще людей полно, им оттуда ни за что не выбраться… Конец им всем придет… Огонь уже добрался до последних ворот…»
Иеремия открыл глаза. Тело по-прежнему ныло, и потребовалось время, чтобы прийти в себя. Он что, заснул? Подняв взор к небу, Иеремия попытался по солнцу определить, который час, но не увидел его за непроницаемой пеленой дыма.
— Сколько сейчас времени? — оторопело спросил он у ирландки, сидевшей рядом с ним с ребенком на руках.
— Не знаю точно, — пожала плечами женщина. — Дело уже к вечеру. Вы вон сколько проспали. Я попробовала растолкать вас, да куда там.
Иеремия сосредоточенно потер лоб. Головная боль почти унялась, но вот грудь ломило ужасно. Он попытался вспомнить обрывки фраз, услышанных им незадолго до пробуждения. Что? Патерностер-роу выгорела? Так, значит, и дом Алена тоже! Постойте-постойте, выходит, огонь уже у самого Ньюгейта?!
Иеремия почувствовал, будто тонкая игла пронзила сердце.
— Тут вроде говорили, что огонь подобрался к последним воротам. Что значит — к последним? К каким именно воротам? — спросил он у сидевших вокруг католиков.
— К Ньюгейту, — пояснила ирландка. — Люди, которые только что пришли оттуда, рассказывают, что пожар смел весь Ньюгейтский рынок и вот-вот доберется и до самих ворот.
Иеремия окаменел, не сразу уразумев, что это означает. А поняв, вскочил, но вынужден был ухватиться за дерево — в глазах потемнело, голова шла кругом. Сделав несколько глубоких вдохов, он заставил тело повиноваться. Не сказав ни слова, иезуит, подстегиваемый страхом за Алена, стал пробираться между сидевшими впритык людьми туда, где стоял Ньюгейт.
С рассветом после недолгого сна Брендан вновь вместе с гвардейцами отправился сопровождать брата короля. Согласно высочайшему повелению, из соседних графств пригнали рабочий люд с лопатами — необходимо было срочно соорудить на берегу Флита заслон для огня. Герцог Йоркский лично следил за ходом работ, подбадривал людей и даже пытался им помогать, что повергло всех в изумление. Моряки и рабочие доков прикатили бочки с порохом и по приказу короля приступили к подрыву строений. Но окаянный восточный ветер лишь подхватывал искры и нес их к близлежащим домам.
Спешившись, Брендан встал в ряд с солдатами, рабочими и простыми горожанами, по цепи передававшими ведра с водой. Надо было во что бы то ни стало остановить распространение огня. Принимая ведро от соседа по цепи, Макмагон вдруг узнал в нем короля Карла. Лицо монарха было перемазано в копоти.
— Не ожидали увидеть вашего короля за таким вот достойным черни занятием? — весело улыбнувшись, осведомился Карл и добавил: — Поймите, сейчас необходимо вдохновить парод личным примером.
Слова короля поразили Брендана, и он даже не нашелся что ответить. До сих пор ирландец втихомолку презирал этого помешанного на наслаждениях сибарита из рода Стюартов, но, услышав такое, проникся искренним уважением к властителю Британии. Личное участие монарха должно было означать, что на самом деле властями принимаются все возможные меры, чтобы спасти от огня хотя бы часть столицы. Да и сам Брендан вдруг ощутил потребность внести свою лепту в дело защиты этого доставившего ему столько бед города и, в сущности, ничего общего с его родиной не имевшего.
