— Тебе это точно известно?
— Да, пару дней пожил, а потом испустил дух. Чему удивляться, у Мэри ведь молока не было ни капельки, такая худышка — ни дать ни взять щепка. Но она не верила. Все бегала с мертвым ребенком на руках. Я тогда сказала этой повитухе, и та взяла у нее ребенка, чуть ли не силой отбирать пришлось — никак не хотела Мэри расстаться с ним, даже с мертвым. Маргарет Лэкстон пообещала похоронить его на церковном кладбище. Очень любезно с ее стороны, потому как откуда у нас деньги на это.
— И ты точно знаешь, что ребенок умер и повитуха забрала его у Мэри уже мертвого? — допытывался Иеремия.
— Да, и личико у него уже почернело. Жуть, да и только!
Иеремия бессильно привалился к стене церкви и закрыл глаза. Его догадки рассыпались в прах.
— Вид у вас такой, будто вы вернулись ни с чем, — отметил судья Трелони, заметив огорчение на лице Иеремии, когда иезуит вечером зашел к нему.
— Мои подозрения оказались беспочвенными. И теперь я топчусь на месте, — со вздохом сообщил пастор.
— И все-таки, будьте так добры, поделитесь со мной своими умозаключениями.
Иеремия с сомнением взглянул на сэра Орландо, но решил ничего не скрывать от него.
— У меня родилась довольно смелая идея. О том, что Маргарет Лэкстон могла продать ребенка Полоумной Мэри.
— Какой-нибудь бесплодной женщине?
— Именно.
— И кого вы подозревали?
— Темперанцию Форбс.
На лице судьи Трелони проступило удивление.
— Как так? Просто абсурдно предполагать подобное.
— Отнюдь. Миссис Форбс уже не раз теряла детей. А ее мужу необходим наследник.
— Но почему именно Форбсы? — недоумевал Трелони. — Ведь и кроме них в Лондоне полно бесплодных жен.
— Просто мне вспомнилось однажды сказанное мне служанкой дома Форбсов. Когда Темперанция рожала, Маргарет Лэкстон оставалась с ней наедине. И это, должен сказать, довольно необычно.
— Верно, необычно. Как правило, при родах присутствуют все женщины-родственницы, а нередко даже и соседки, — подтвердил судья.
— И это не так уж трудно объяснить. Присутствие при рождении ребенка множества свидетелей впоследствии не даст возможности всякого рода махинациям в правовой области.
— Но только на основе этого, согласитесь, трудно с определенностью утверждать, что Маргарет Лэкстон каким-то образом принесла ребенка Полоумной Мэри в дом Форбсов и за деньги подложила им. Что же в таком случае произошло с ее настоящим ребенком?
— Ребенок мог быть мертворожденным.
— Ну, знаете, ваша версия представляется мне слишком уж дерзкой, должен вас предупредить.
— Не исключено. И все-таки я продолжу идти в этом же направлении. Увы, но выяснилось, что Полоумная Мэри ненароком ввела нас в заблуждение. Маргарет Лэкстон действительно забрала у нее ребенка, но к тому времени он уже умер.
— И?..
— Мне предстоит продолжить поиски.
Когда Иеремия возвратился в дом мастера Хаббарта, выяснилось, что его дожидается гость. С любопытством он поднялся к себе и, распахнув двери, застыл от изумления:
— Брендан! Брендан Макмагон!
Иеремия и сам подивился радости от возвращения этого человека. Широко улыбаясь, он подошел и обнял ирландца.
— Значит, вы решили вернуться. Аморе будет так рада вам. Да вы присядьте, присядьте, — пригласил гостя Иеремия, указав на стул.
Брендан, тронутый таким проявлением внимания, уселся. Зная о том, как пастор Блэкшо относится к его роману с Аморе, он не рассчитывал на столь теплый прием. Но Иеремия был не в состоянии изменить свои взгляды. Каким бы сложным человеком ни был молодой ирландец, пастор успел привыкнуть к нему как к сыну, а сыну, как известно, прощается и не такое.
— Я кое-что привез вам, святой отец, — объявил Брендан, показывая на ящичек, стоявший на столике у стены. — Думаю, вам это пригодится.
Теперь настала очередь Иеремии смутиться от проявленного к нему внимания. Взяв ящичек в руки, он прикинул его вес и тут увидел еще один, поменьше.
— И вы ради меня тащили всего это с собой? Явно не стоило.
Иеремия был явно сконфужен.
— Стоило. Вы как-никак спасли мне тогда жизнь, святой отец.
Иеремия открыл сначала ящичек побольше, заглянул внутрь и оторопел.
— Чайник! Настоящий китайский чайник! — радостно воскликнул он, осторожно, словно драгоценность, извлекая содержимое. Грушевидной формы чайник был изготовлен из простой неглазированной керамики. Такие голландцы привозили из Китая в Европу, но в Англии они оставались редкостью.
— Это не только полезная, но и красивая вещь. Даже не знаю, смогу ли принять от вас такой подарок. Вы ввели меня в искушение, друг мой, — шутливо заметил Иеремия, берясь за второй ящичек. В нем оказался футляр, а внутри две небольшие изящные щеточки из конского волоса с длинными ручками из рога.
— А, я понял, для чего это! — догадался Иеремия. — Однажды мне приходилось видеть такие в Париже. Они предназначены для чистки зубов.
— Я подумал, что и они вам пригодятся.
— От души вам благодарен, Брендан. Вы умеете выбрать подарок.
Крепким рукопожатием Иеремия от души поблагодарил ирландца. Вдруг его взгляд упал на его ладонь. Несколько лет назад Брендана приговорили к клеймению по обвинению в убийстве, и палач выжег ему клеймо на ладони. Теперь на месте клейма остался лишь заживший шрам.
— Как я понимаю, вам удалили клеймо и теперь вы окончательно распрощались с прошлым, — заметил Иеремия.
— Да, один лекарь вырезал мне его.
— Неплохо выполнено. Стало быть, вы побывали в Париже. Не хотите рассказать, что вы там делали?
— Прилежно учился, святой отец, — уклонился от прямого ответа Брендан.
Иеремии этого было достаточно, дабы убедиться, что ирландец предпочитает молчать о своем пребывании во Франции, и иезуит не стал больше допытываться.
— Ладно, но в таком случае чем вы намерены заниматься в Англии? — решил иезуит зайти с другой стороны.
— Сестра короля, передавшая ему через меня письмо, предложила его величеству взять меня на службу. Видимо, я буду служить под непосредственным началом лорда Арлингтона.
— Помогать его светлости искоренять инакомыслие? Наслышан о том, что Арлингтон взял под наблюдение самых влиятельных наших сограждан из опасения, что они вступят в сговор с голландцами.
— Именно так мне и объясняли, — подтвердил Брендан.
— Вы уже успели побеседовать и с королем?
— Да, он принял меня у себя в кабинете. Как я понял из нашей с ним беседы, он все обо мне знает.
