И впрямь, когда Феанор взялся готовить нолдоров к
выступлению, начались раздоры. Ибо, хотя Феанор и подвигнул их на уход, далеко
не все согласны были признавать его королем. Куда большая любовь была отдана
Финголфину и его сыновьям — и его двор, и множество жителей Тириона отказались
подчиниться Феанору, даже если и пойдут с ним; так что, в конце концов, нолдоры
выступили двумя воинствами. Феанор и его сторонники шли впереди, но воинство
Финголфина было больше; сам он шел против воли, по просьбе своего сына Фингона,
и еще потому, что не хотел оставлять свой народ, страстно желавший уйти, на
произвол поспешных решений Феанора. И он помнил о своих словах перед троном
Манвэ. Вместе с Финголфином — по тем же причинам — шел Финарфин; но уходил он
очень неохотно. Из всех нолдоров Валинора, ставших теперь поистине
многочисленным народом, едва десятая часть отказалась отправиться в путь:
кое-кто из любви к валарам (прежде всего к Ауле), кое-кто из любви к Тириону и
дивным творениям своих рук, — но никто из страха перед грозными
опасностями пути.
Но едва пропела труба, и Феанор вышел из врат Тириона,
посланец от Манвэ принес его Слово:
"Глупости Феанора могу я противопоставить лишь совет.
Не уходите! Настал недобрый час, и путь ваш ведет к скорби, коей вам не дано
провидеть. В этом походе валары не станут помогать вам; но не станут они и
удерживать вас, ибо знайте: как вольны вы были прийти сюда, так вольны и уйти.
Ты же, Феанор, сын Финвэ, клятвой своей изгнал себя сам. В гневе не распознал
ты лжи Мелькора. Он валар, сказал ты. Тогда клятва твоя неисполнима, ибо никого
из валаров не одолеть тебе — ни теперь и никогда впредь в чертогах Эа, пусть
даже Эру, коего ты призывал, сделает тебя втрое сильнее, чем ты есть".
Но рассмеялся Феанор и, обращаясь не к вестнику, а к
нолдорам, сказал:
— Так! Значит, сей доблестный народ отпустит наследника
своего короля в изгнание одного, лишь с сыновьями, сам же вернется в оковы? Но
если кто и пойдет со мной, — вот что скажу я им: вам предрекли скорбь? Но
мы познали ее в Амане. В Амане низверглись мы от блаженства к скорби.
Попытаемся же теперь взойти через скорбь к радости; или, хотя бы, к свободе.
Потом, обратясь к посланцу, воскликнул:
— Так скажи Манвэ Сулимо, Высокому Королю Арды. Если
Феанор не сможет низвергнуть Моргота, он, во всяком случае, не станет
откладывать погони и медлить, скорбя. И, быть может, Эру вложил в меня пламя
куда большее, нежели ведаешь ты. Такую рану нанесу я Врагу Валаров, что даже
могучие в Кольце Судьбы удивятся, узнав о том. О да, в конце они пойдут за
мною. Прощайте!
В тот час голос Феанора был столь могуч и властен, что даже
вестник валаров поклонился ему, словно получил достойный ответ, и удалился.
Нолдоры продолжали путь, и род Феанора, торопясь, вел их вперед вдоль берегов
Элендэ. Не единожды обращался их взор назад, к Тириону на зеленой Туне.
Медленнее и не так охотно двигалось сзади воинство Финголфина. Первым шел
Фингон, а в конце Финарфин, и Финрод, и многие благороднейшие и мудрейшие
нолдоры; и часто оглядывались они, дабы увидеть дивный город свой, покуда
фонарь Миндон Эльдалиэва не исчез в ночи. Они уносили оттуда больше
воспоминаний о блаженстве, нежели все другие, и кое-кто даже захватил с собою
некоторые сделанные там вещи — утешение и бремя в пути.
Феанор вел нолдоров на север, ибо намеревался преследовать
Моргота. Кроме того, Туна у подножья Таниквэтиль лежала у самой границы Арды, и
Великое Море было там неизмеримо широко, тогда как на севере, где пустыни
Арамана и берега Средиземья сближались, разделяющие их воды становились уже. Но
разум Феанора остыл, и понял он, хоть и поздно, что всему их огромному воинству
никогда не преодолеть долгих лиг до севера и не пересечь морей, кроме как на
судах; однако постройка столь большого флота заняла бы слишком много времени,
будь даже нолдоры искушены в этом ремесле. Потому он решил принудить тэлери,
всегдашних друзей нолдоров, присоединиться к ним; и в бунтарстве своем думал, что
так можно преуменьшить блаженство Валинора и приумножить силы для борьбы с
Морготом. И он поспешил в Альквалондэ, и там держал перед тэлери ту же, что и в
Тирионе, речь.
Но тэлери не тронули его слова. Они печалились об уходе
своих родичей и давних друзей и скорее стали бы отговаривать их, чем помогать.
И не стали б они ни отдавать корабли, ни помогать строить их против воли
валаров. Что до самих тэлери — они не желали иного дома, кроме берегов
Эльдамара, и иного владыки, кроме Ольвэ, короля Альквалондэ. Он же никогда не
внимал Морготу и не звал его в свои земли, и верил, что Ульмо и прочие валары
залечат раны, нанесенные Морготом, и что за ночью снова придет рассвет.
Тогда Феанор разгневался, ибо все еще боялся задержки; и в
сердцах объявил он Ольвэ:
— Вы отрекаетесь от дружбы с нами в час нужды, однако
вы рады были получить нашу помощь, когда — робкие, неумелые, к тому же почти
нищие — явились на этот берег. В прибрежных норах ютились бы вы по сей день,
если б нолдоры не высекли вашей гавани и не трудились на ваших стенах.
Но отвечал Ольвэ:
— Мы не отрекаемся от дружбы. Однако дело друга —
разубедить заблудшего. А когда нолдоры приветили нас и помогли нам, иные
звучали речи: "В землях Амана жить нам вечно, как братьям, чьи дома стоят
рядом". Что же до кораблей — не вы дали их нам. Не у нолдоров научились мы
этому искусству, но у Владык Моря. И белое дерево обрабатывали мы своими
руками, а белые паруса ткали наши жены и дочери. А потому мы не отдадим и не
продадим корабли ни другу, ни союзнику. Ибо говорю тебе, Феанор, сын Финвэ: они
для нас то же, что камни для нолдоров — труд наших душ, подобного коему нам не
совершить.
Затем Феанор оставил его и в мрачных думах сидел под стенами
Альквалондэ, покуда не собралось его воинство. Тогда рассудил он, что сил у него
довольно, и, войдя в Лебяжью Гавань, послал воинов на стоявшие у причалов
корабли, дабы взять их силой. Но тэлери дали ему отпор и сбросили многих
нолдоров в море. Тогда обнажились мечи, и началась жестокая сеча на судах и на
освещенных светильнями набережных и причалах Гавани, и даже на высокой арке ее
врат. Трижды отбрасывали от кораблей воинов Феанора, и много было убитых с
обеих сторон; но тут авангард нолдоров поддержал Фингон и передовые отряды
воинства Финголфина, которые, подоспев и обнаружив, что идет бой и родичи их
погибают, кинулись в битву прежде, чем узнали, что было причиной розни; кое-кто
решил даже, что тэлери хотят помешать исходу нолдоров по велению валаров.
Так тэлери были, в конце концов, побеждены, и большинство
мореходов, живших в Альквалондэ — лиходейски убиты. Ибо нолдоры стали отчаянны
и яростны, а тэлери были слабее и вооружены лишь легкими луками. И нолдоры
взошли на их корабли, и сели на весла, и поплыли вдоль берегов на север. И
Ольвэ воззвал к Оссэ, — но тот не явился, ибо не позволили валары силой
задерживать нолдоров; но Уйнэн оплакивала погибших мореходов-тэ-лери, — и
море в гневе поднялось на убийц, и многие корабли разбились, а все, кто был на
них — потонули. О резне в Альквалондэ много сказано в Нолдолантэ, Падении нолдоров
— плаче, что перед смертью своей сложил Маглор.
