И все же большинство нолдоров уцелело, и, когда буря
кончилась, они двинулись прежним путем, кто по морю, кто по земле; но путь был
долог, и чем дальше, тем трудней становился он. Долго шли они в непроглядной
ночи, покуда не пришли, наконец, к северным пределам Благословенного Края —
холодным гористым пустошам Арамана. Там они увидели вдруг стоящую на высокой
скале темную фигуру; она смотрела на берег. Говорят, что то был не просто
посланец Манвэ, а сам Мандос. И услыхали нолдоры громкий голос, мрачный и
устрашающий, что велел им остановиться и слушать. Тогда все застыли, — и
над воинствами нолдоров из конца в конец разнеслись медленные, тяжкие слова
пророческого проклятия, названного позднее Пророчеством Севера и Жребием
нолдоров. Многое было предсказано в темной речи — многое, чего нолдоры не
понимали, пока беды не настигли их; но все услышали проклятье, наложенное на
тех, кто не остановится и не отправится за прощением к валарам.
"Слезы бессчетные прольете вы; и валары оградят от вас
Валинор, и исторгнут вас, дабы даже эхо ваших рыданий не перешло гор. Гнев
валаров лежит на доме Феанора, и он ляжет на всякого, кто последует за ним, и
настигнет их, на западе ли, на востоке ли. Клятва станет вести их — и предавать,
и извратит самое сокровище, добыть которое они поклялись. Все начатое ими в
добре завершится лихом; и произойдет то от предательства брата братом и от
боязни предательства. Изгоями станут они навек.
Несправедливо пролили вы кровь своих братьев и запятнали
землю Амана. За кровь вы заплатите кровью и будете жить вне Амана под завесой
Смерти. Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа, и никакой болезни
не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете — оружием, муками и
скорбью; и ваши бесприютные души придут тогда в Мандос. Долго вам жить там, и
тосковать по телам, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили,
просили за вас. Те же, кто останется в Средиземье и не придет к Мандосу,
устанут от мира, как от тяжкого бремени, истомятся и станут тенями печали для
юного народа, что придет позже.
Таково Слово валаров".
Тогда многие устрашились; но Феанор укрепил свой дух и
молвил:
— Мы поклялись, и не шутя. Клятву эту мы сдержим. Нас
пугали многими лихами, и предательством — в первую голову; об одном лишь
сказано не было; что нас погубит испуг, трусость или боязнь трусости. Потому
говорю я, что мы пойдем вперед, и предрекаю: дела, свершенные нами, будут
воспеты в песнях — и не забыты до последних дней Арды.
Но Финарфин в тот час презрел поход и возвратился назад,
исполнен печали и гнева на дом Феанора, ибо был в родстве с Ольвэ
Альквалондским; и многие из его народа шли с ним, в скорби повернув вспять,
покуда не узрели вновь дальний луч Миндона на Туне, все еще горевшего в ночи, и
не вернулись, наконец, в Валинор. Там они получили прощение валаров, и
Финарфину было доверено править остатками нолдоров в Благословенном Краю. Но
сыновья его не пошли с ним, ибо не хотели покинуть сыновей Финголфина; и все
Финголфиново воинство по-прежнему двигалось вперед, влекомое узами родства,
волей Феанора и страхом встретиться лицом к лицу с валарами; ибо не все они
невинными вышли из Резни. К тому же, Фингон и Тургон были отважны и пламенны
душой и не хотели отказываться от дела, которое начали, а хотели идти до конца,
пусть и горького, — если ему суждено быть горьким. Так что главное
воинство шло и шло, — и вскоре предсказанное лихо начало сбываться.
К тому времени нолдоры зашли далеко на север Арды; они
увидели первые клыки льда, плававшие в море, и поняли, что приблизились к
Хелкараксэ. Ибо между Аманом, что на севере изгибался к востоку, и Эндором (что
значит "Средиземье") был узкий пролив, сквозь который стылые воды
Окружающего Моря и волны Белегаэра неслись вместе; там висели густые туманы и
смертно-холодная мгла, а море забили обломки льда и ледовые горы. Таков был
Хелкараксэ; и до сих пор никто, кроме валаров и Унголианты, не осмеливался
пройти им.
Потому Феанор остановился, и нолдоры стали думать, как им
идти дальше. Но они жестоко страдали от холодов и липких туманов, которых не
могли пронзить лучи звезд; многие — особенно среди воинства Финголфина —
жалели, что вышли в путь, и начали роптать, проклиная Феанора и называя его
причиной всех бед эльдаров. А Феанор, зная все это, посоветовался со своими
сыновьями; лишь два способа нашли они, чтоб уйти из Арамана и попасть в Эндор:
по льду или на судах. Но Хелкараксэ считали непроходимым, а кораблей было
слишком мало. Много их погибло в долгом походе, а оставшихся не хватило бы,
чтобы перевезти все воинства сразу; однако никто не хотел дожидаться на
западном берегу, пока другие будут переправляться: страх предательства уже жил
среди нолдоров.
И вот Феанор и его сыновья замышлили захватить все корабли и
отплыть внезапно; ибо они командовали флотом со дня битвы в Гавани, и на судах
были лишь те, кто бился там и был предан Феанору. И как будто на его зов, ветер
подул с северо-запада, — и Феанор с теми, кого считал верными себе, тайно
взошел на корабль и вышел в море, оставив Финголфина в Арамане. И, так как
пролив был узок, он, держа на восток и чуть-чуть на юг, пересек его без потерь
и первым из нолдоров вновь ступил на берега Средиземья; высадился же Феанор в
устье залива, что звался Дрэнгист и глубоко врезался в Дор-Ломин.
И когда они высадились, Маэдрос — старший его сын и в былые
дни, прежде чем ложь Мелькора разделила их, друг Фингона, спросил Феанора:
— Кого из гребцов и на каких судах пошлешь ты теперь
назад, и кого им перевезти первыми? Фингона Отважного?
Тут захохотал Феанор, как безумный.
— Никого и ничего! — вскричал он. — То, что
бросил я, не потеря — ненужный груз в пути, не более. Пусть те, что проклинали
мое имя, клянут его и впредь, пусть возвращаются в тенета валаров. Пусть горят
корабли!
Тогда Маэдрос отошел и — один — стоял в стороне. А Феанор
велел поджечь белые корабли тэлери. Так, в месте, называвшемся Лосгар, при
входе в залив Дрэнгист, погибли прекраснейшие из лодий, когда-либо бороздивших
моря, — их поглотило пламя, яростное и ужасное. И Финголфин и его спутники
увидали издалека алый свет, отблеск пожарища на небе — и поняли, что преданы.
Таковы были первые плоды Резни и Жребия Нолдоров.
Тут Финголфин, видя, что Феанор бросил его погибать в
Арамане, либо со стыдом возвращаться в Валинор, исполнился горечи; но теперь,
как никогда прежде, хотелось ему любым путем достигнуть Средиземья и вновь
встретиться с Феанором. И вот долго он и его народ шли, терпя нужду, но чем
труднее был путь, — тем храбрей и выносливей становились они, ибо были
могучим племенем — старшие бессмертные дети Эру Илуватара, вышедшие из
Благословенного Края и не познавшие еще усталости Земли. Огонь их душ был юн,
и, ведомые Финголфином, его сыновьями, Финродом и Галадриэлью, они отважились
идти по жестокому Северу и, не найдя иного пути, ступили на вздыбленный лед
Хелкараксэ. Немногие деянья нолдоров в грядущем превзошли в тягостях и скорби
этот отчаянный переход. Там погибла жена Тургона Эленвэ, и многие другие эльфы;
и когда Финголфин ступил на Внешние Земли, воинство его истаяло. Мало любви питали
к Феанору те, кто шел за его братом, и чьи трубы услышало Средиземье при первом
всходе Луны.