Йаванна взяла их; и тогда Древа умерли, и их безжизненные
остовы по сей день стоят в Валиноре в память о погибшей радости. А цветок и
плод Йаванна передала Ауле, и Манвэ благословил их, и Ауле со своим народом
создал лодьи-сосуды, чтобы хранили их, пропуская сияние, — так повествует
Нарсилион, Песнь о Солнце и Луне. Эти лодьи валары отдали Варде, ибо надлежало
им стать светочами небес, более яркими, чем древние звезды, так как будут они
ближе к Арде; и она дала им силу пересекать низшие области Ильмэна, и повелела
им свершать назначенный путь над Краем Земли с запада на восток и возвращаться
назад.
Все это валары совершали, думая о лежащих во тьме землях
Арды; решили они осветить Средиземье и тем воспрепятствовать Мелькору. Ибо они
помнили об авари, что остались у вод пробуждения, и не хотели до конца
оставлять изгоев-нолдоров; и к тому же Манвэ знал, что близок час прихода
людей. И говорят, что, как некогда валары пошли войной на Мелькора во имя
квэнди, так теперь отказались они от нее во имя хильдоров, Пришедших Следом,
младших Детей Илуватара. Ибо столь тяжки были раны, нанесенные Средиземью в
войне против Утумно, что опасались валары нанести еще более страшные, в то
время как хильдоры будут смертны и слабее квэнди, слишком слабы, чтобы вынести
бури и ужас. Кроме того, не открыто Манвэ, где явятся люди — на севере, юге или
востоке. Потому валары выслали в небеса свет, но укрепили землю, где жили.
Исиль Сияющий звали в древности ваниары Луну — цветок
Тэлпериона; и Анаром, Златым Огнем нарекли они Солнце, плод Лаурелина. Нолдоры
звали их еще Рана — Бродяга и Васа, Дух Огня, что пробуждается и пожирает; ибо
Солнце было создано как знак пробуждения и увядания эльфов, а Луна леляла их
воспоминания.
Дева, избранная валарами из майаров править ладьей Солнца,
звалась Ариэн; а лунный остров должен был направлять Тилион. Во дни Дерев Ариэн
в садах Ваны ухаживала за золотыми цветами и поила их росой Лаурелина; Тилион
же ездил охотником в дружине Оромэ, и лук его был из серебра. Он любил серебро
и когда хотел отдохнуть, покидал леса Оромэ, уходил в Лориэн и дремал у озер
Эстэ в мерцании лучей Тэлпериона; и он попросил дозволения вечно ухаживать за
последним Серебряным Цветком. Дева Ариэн была более могуча, чем он, и ее
избрали, потому что она не боялась жара Лаурелина и не обжигалась, будучи
изначально духом огня, которого Мелькор не смог ни обмануть, ни привлечь к себе
на службу. Даже эльдаров слепил взгляд сияющих глаз Ариэн; и, уйдя из Валинора,
она сбросила облик — одеяние, которое, подобно валарам, носила там, и стала
обнаженным пламенем, ужасающим в полноте своего блеска.
Исиль был готов первым и первым поднялся во владения звезд,
и стал старшим из новых светочей, как Т элперион — старшим из Древ. Тогда, в
озаренном луной мире проснулось и шевельнулось многое, что ждало своего часа во
сне Йаванны. Прислужники Моргота исполнились потрясенья, но эльфы Внешних
Земель с восторгом смотрели вверх; и как раз когда Луна, рассеяв мглу,
поднялась на западе, Финголфин протрубил в серебряные трубы и начал переход в
Средиземье, и тени его воинства длинные и черные, бежали впереди.
Тилион пересек небо семь раз и был на краю востока, когда
ладья Ариэн вышла в путь. Анар поднялся в блеске, и первый восход Солнца,
подобно гигантскому пожару, озарил пики Пелоров; тучи, застилавшие Средиземье,
вспыхнули, и послышался плеск множества водопадов. Тут Моргот пришел в
смятение, укрылся в глубочайшем чертоге Ангбанда и отозвал с Земли своих слуг,
мглой и облаками тьмы укрыв свое обиталище от света Дневной Звезды.
По замыслу Варды, обе ладьи должны плавать в Ильмэне, и
всегда розно, а не вместе; каждая должна была проходить из Валинора на восток и
возвращаться — одна отплывать с запада тогда же, когда другая — с востока. Так
первый новый день, подобный дням Дерев, начался с часа смешения света, когда
Ариэн и Тилион, плывя своими путями, разминулись над центром Земли. Но Тилион
был бродягой и не сохранял скорости, ни держался назначенного пути; он
стремился приблизиться к Ариэн, ибо ее блеск и краса влекли его, хотя пламя
Анара обжигало его, и остров Луны затемнялся.
Потому, из-за бродяжничества Тилиона, а более того — по просьбе
Лориэна и Эстэ, которые сказали, что сон и отдых покинули Землю, а звезды
сокрыты, Варда изменила свое решение, и назначила время, когда в мире
по-прежнему будут тень и полусвет. Потому Анар какое-то время отдыхал в
Валиноре, прильнув к прохладной груди Внешнего Моря: и Вечер, время угасания и
отдыха Солнца, был часом наиярчайшего света и радости в Амане. Но вскоре слуги
Ульмо уносили Солнце в глубину и оно спешило пройти под Землей, незримо явиться
на восток и там вновь взойти на небо, чтобы ночь не затягивалась и лихо не
бродило под Луной. Однако, Анар согревал воды Внешнего Моря, и они мерцали
цветным огнем, и после ухода Ариэн в Валиноре какое-то время был свет. Но когда
она проходила под землей, зарево меркло, и Валинор погружался во тьму, и особенно
скорбели тогда валары о гибели Лаурелина. На рассвете тени Охранных Гор тяжко
ложились на Благословенный Край.
Варда повелела Луне ходить так же и, проходя под Землей,
вставать на востоке, но лишь когда Солнце сойдет с небес. Однако скорость
Тилиона непостоянна, и его, как прежде, влечет к Ариэн; так что часто можно
видеть над Землей обоих, а иногда случается, что Тилион приближается к ней
настолько, что тень его пересекает ее сияние, и наступает тьма среди дня.
Потому, с тех пор и до Изменения Мира, валары считали дни с
восхода до заката Анара. Ибо Тилион редко мешкал в Валиноре — чаще всего он
быстро проносился над западными землями, над Аватаром, Араманом или Валинором,
с разбегу кидался в бездну под Внешним Морем и пролагал там путь среди гротов и
пещер у корней Арды. Там он часто бродил подолгу и возвращался поздно.
И все же, после долгой Ночи свет Валинора был ярче и
прекрасней, чем в Средиземье; ибо там отдыхало Солнце, и небесные огни в том
краю были ближе к Земле. Но ни Солнцу, ни Луне не воскресить было памяти о
древнем свете, что исходил от Древ, прежде, чем яд Унголианты коснулся их. Тот
свет живет ныне лишь в Сильмарилях.
Моргот же ненавидел новые светила и был какое-то время
смущен этим внезапным ударом валаров. Потому он напал на Тилиона, наслав на
него духов тьмы, и они бились в Ильмэне, под путями звезд; но Тилион победил.
Ариэн же Моргот боялся великим страхом, но не рисковал приближаться к ней, так
как силы его истощились; ибо злоба его возрастала, и он изрыгал лихо, порождая
ложь и лиходейских тварей — и мощь его переходила в них и рассеялась, а он сам
делался все более прикованным к земле и не желал покидать своих темных
твердынь. Мглою укрыл он себя и своих прислужников от Ариэн, чьего взгляда не
мог вынести, и края близ его обиталища окутывали туманы и тучи.
Но нападение на Тилиона смутило валаров — они испугались,
что злоба и хитроумие Моргота могут обратиться против них. Не желая идти на
него войной в Средиземье, они, тем не менее, помнили разрушение Альмарена, и
решили, что судьба эта не должна постигнуть Валинор. Потому они заново укрепили
свои земли и подняли горы на востоке, севере и юге на ужасную высоту, и сделали
их отвесными. Внешние склоны были темными и гладкими, без уступов и трещин, они
спадали гигантскими обрывами, стеклянными стенами и возносились башнями,
увенчанными сияющим льдом. Бессонный дозор стоял на них, и не было в них ни
одного прохода, кроме Калакирии; этот проход валары не закрыли ради эльдаров,
сохранивших верность, и в городе Тирионе, на зеленом холме, в глубоком ущелье
Финарфин правил оставшимися нолдорами. Ибо все эльфы, даже ваниары и их вождь
Ингвэ, должны по временам вдыхать свежий воздух и ветер, что прилетает из-за
моря, из края, где они родились; да и не хотели валары совсем отделять тэлери
от их родни. Но они воздвигли в Калакирии множество крепких башен со стражами,
а при выходе ущелья в долину Валмара встало лагерем большое войско — и ни
птице, ни эльфу, ни человеку, ни любой другой твари из Средиземья не миновать
его.
