Во дни Мерет Адэртада много держалось советов и много было
принесено клятв в дружбе и союзничестве; и рассказывают, что на том празднестве
даже нолдоры говорили на Сумеречном языке, так как быстро выучили наречие
Белерианда, а синдарам язык Валинора давался с трудом. Нолдоры были веселы и
полны надежд, и многим тогда казалось, что справедливы речи Феанора,
призывавшие их искать дружбы и владений в Средиземье; и действительно, за тем
последовали долгие годы мира, когда мечи нолдоров защищали Белерианд от ударов
Моргота, и сила того таилась за вратами Ангбанда. В те дни веселье царило под
новыми Луною и Солнцем, и все вокруг радовалось; но на севере по-прежнему
клубилась Завеса Тьмы.
Прошло еще тридцать лет, — и сын Финголфина Тургон
покинул Нэвраст, где жил тогда, и отыскал своего друга Финрода на острове Тол
Сирион; и они вместе отправились на юг вдоль реки, так как устали от северных
гор; и вот, за Полусветным Озерьем близ вод Сириона их застигла ночь, и они
легли на берегу его под вешними звездами. Ульмо же, поднявшись по реке,
погрузил их в глубокий сон и тяжкие грезы; непокой снов остался с ними и после
пробуждения, но они ничего не сказали друг другу, ибо воспоминания были смутны,
и каждый думал, что Ульмо послал весть ему одному. Но всегда были они в
тревоге, и сомненья в грядущем терзали их, и они часто бродили одни в нехоженых
землях, ища повсюду тайные урочища, ибо казалось каждому, что ему велено
подготовиться к дням лиха и основать твердыни, дабы Моргот, выйдя из Ангбанда,
не сокрушил северных воинств.
А надо сказать, что время от времени Финрод и его сестра
Галадриэль гостили у своего родича Тингола в Дориафе. Финрод дивился мощи и
величию Менегрота, его сокровищницам, оружейням и многоколонным залам из камня;
и пришла ему мысль построить просторные подгорные чертоги за всегда охраняемыми
вратами в каком-нибудь глубоком и никому не ведомом месте. Проэтому он открылся
Тинголу, поведав ему о своих снах. И Тингол рассказал ему об узком ущелье
Нарога и пещерах под Большим Фарофом в крутом западном берегу, а когда Финрод
уходил, — дал ему проводников, чтобы отвести его в то место, о котором еще
мало кто знал. Так пришел Финрод в Гроты Нарога и стал строить там залы и
оружейни по образу твердынь Менегрота; и крепость эта была названа Наргофронд.
В этих трудах Финрода помогали гномы Синих Гор; и их хорошо одарили, ибо Финрод
принес из Тириона больше сокровищ, чем любой принц нолдоров. В те времена было
сделано для него и Наугламир, Ожерелье Гномов, самое прославленное гномье
изделие Предначальной Эпохи. На его золотой основе сияли бессчетные самоцветы
Валинора, сила же, заключенная в нем, делала его невесомым для того, кто его
носил, и на любой шее лежало оно изящно и красиво.
Там, в Наргофронде, и поселился со своим народом Финрод, и
гномы дали ему прозвище Фелагунд, Властитель Пещер; имя это он носил до самой
смерти. Но Финрод Фелагунд был не первым, кто обитал в пещерах у реки Нарог.
Галадриэль не ушла с ним в Наргофронд, ибо в Дориафе жил
Целеборн, родич Тингола, и они полюбили друг друга. Поэтому она осталась в
Потаенном Королевстве, с Мелиан, и многое узнала от нее о Средиземье.
Тургон же помнил город на холме, Тирион Прекрасный с его
маяком и древом, а потому не нашел, что искал, и, возвратившись в Нэвраст,
покойно сидел в Виниамаре близ берега моря. И на следующий год Ульмо сам явился
ему и повелел вновь идти одному в Долину Сириона; Тургон отправился в путь и,
ведомый Ульмо, отыскал потаенную долину Тумладэн в Окружных Горах, в центре
которой стоял каменный холм. О той долине он до поры никому не сказал, но еще
раз вернулся в Нэвраст и начал на тайных советах создавать план города,
подобного Тириону на Туне, по которому в изгнании томилась его душа.
А тем временем Моргот, поверив донесениям соглядатаев о том,
что владыки нолдоров странствуют по Белерианду, не помышляя о войне, устроил
испытание сил и бдительности своих врагов. Еще раз, внезапно, двинулась его
мощь: содрогнулись земли севера, и из трещин вырвался огонь, и Железные Горы
изрыгнули пламя; и орки двинулись через Ард-Гален. Оттуда они ринулись на
западе вниз по Сириону, а на востоке — через земли Маглора, в ущелье меж
холмами Маэдроса и отрогами Синих Гор, но Финголфин и Маэдрос не дремали, и
покуда другие выслеживали отдельные банды орков, что проникли в Белерианд и
творили в нем лихо, они с двух сторон обрушились на главное войско,
штурмовавшее Дортонион; победили прислужников Моргота, обратили их в бегство и
наголову разбили, уничтожив всех до единого у самых врат Ангбанда. Такова была
третья великая битва в Войнах Белерианда, которую назвали потом Дагор Аглареб,
Достославной Битвой.
Это была победа — но и предостережение; и принцы вняли ему,
и после упрочили свой союз, укрепили и усилили заставы, начав осаду Ангбанда,
длившуюся почти четыреста лет. Долгие годы после Дагор Аглареб никто из слуг
Моргога не осмеливался выйти за врата Ангбанда, страшась владык нолдоров; и
Финголфин похвалялся, что если не будет среди них предательства, Моргот никогда
не скроется от союзных эльдаров и не захватит их врасплох. Однако нолдоры не
могли ни взять Ангбанд, ни вернуть Сильмарили, и в годы Осады война никогда
полностью не прекращалась, ибо Моргот создавал новые лиха и время от времени
испытывал силу своих врагов. К тому же, кольцо вокруг твердыни Моргота никогда
полностью не замыкалось, — Железные Горы, из огромной морщинистой стены
которых выдавались пики Тангородрима, защищали крепость с обеих сторон, а снег
и лед делали их неприступными для нолдоров. Поэтому с тыла, на севере Моргот не
имел врагов, и его шпионы время от времени пользовались тем путем и окольными
тропами пробирались в Белерианд. И, более всего желая сеять страх и рознь меж
эльдарами, он велел оркам захватывать живыми и доставлять связанными в Ангбанд
всех, кого удастся схватить; и иных эльдаров он так запугал одной жутью своего
взгляда, что им не нужно было цепей, — они жили в постоянном страхе пред
ним и исполняли его волю, где только могли. Так Моргот узнал о многом из того,
что случилось после бунта Феанора, и он радовался, ибо видел семена разлада меж
своих врагов.
Пробежала почти сотня лет с Дагор Аглареб, — и Моргот
замыслил захватить Финголфина врасплох, а так как знал о бдительности Маэдроса,
то послал войско на снежный север, и оно повернуло на запад, а после — на юг и
спустилось к берегам залива Дрэнгист, тем путем, которым Финголфин шел со
Вздыбленного Льда. Так проникли они в Хифлум с запада, но их вовремя выследили,
и Фингон ударил на них в горах близ устья залива, и большинство орков было
сброшено в море. Бой тот не числится среди великих битв, ибо орков было
немного, и лишь часть народа Хифлума билась там. А после настал долгий мир, и
Ангбанд не нападал открыто, ибо Моргот понял, что оркам без поддержки не
выстоять против нолдоров; и он стал искать новых путей.
И вот, после еще ста лет, из врат Ангбанда выполз в ночь
Глаурунг, первый из огненных драконов Севера. Он был еще юн и не достиг полной
длины, ибо долга и медленна жизнь драконов, но эльфы в смятении бежали пред ним
к Эред Вэтрину и Дортониону; и он опустошил степи Ард-Галена. Тогда Фингон,
принц Хифлума, выехал против него с лучниками; окружив дракона, они засыпали
его стрелами, и Глаурунг не мог вынести этого, ибо доспех его не был еще
достаточно крепок, — он бежал в Ангбанд и долгие годы не выползал оттуда.
Фингон прославился, а нолдоры радовались, ибо немногие провидели в этой новой
твари грядущую опасность. Моргот, однако, был недоволен, что Глаурунг раскрыл
себя раньше времени; и после его поражения настал Долгий Мир, длившийся почти
двести лет. В то время случались лишь стычки на границах, и Белерианд процветал
и богател. За оградой своих северных воинств нолдоры строили жилища и крепости,
и много дивного было сделано в те дни, и сложены стихи, и повести, и книги
знаний. В многих землях нолдоры и синдары стали смешиваться в единый народ и
говорили на одном языке, хотя различия меж ними оставались: нолдоры были крепче
телом и духом, более стойкие воины, прозорливы и мудры; они строили из камня и
любили горные склоны и просторы степей. А синдары лучше играли и пели, и голоса
у них были красивей, — но не красивей, чем у сына Феанора Маглора — и они
любили леса и берега рек; некоторые же Сумеречные Эльфы все еще бродили, нигде
не задерживаясь подолгу, и пели на ходу.