Таким образом, сыновья Феанора под водительством Маэдроса
были владыками Восточного Белерианда, но народы их жили в то время большей
частью в северных его землях, а на юг ездили только чтобы поохотиться в зеленых
дубравах. Жили, однако, на юге Амрод и Амрас, во время Осады редко появлявшиеся
на севере; туда же по временам наезжали и другие эльфийские владыки, даже
издалека, ибо были те земли хоть и дики, но красивы. Чаще всего появлялся
Финрод Фелагунд, любитель странствий, — он заходил даже в Оссирианд, и
Зеленые Эльфы дарили его своей дружбой. Но никто из нолдоров, пока владения их
были целы, не пересекал Эред Линдон; и в Белерианд почти не доходило вестей о
том, что творится в восточных землях.
Глава 15
О нолдорах в Белерианде
Уже говорилось о том, как, ведомый Ульмо, Тургон из Нэвраста
нашел тайную долину Тумладэн; та долина (как стало известно позже) лежала к
востоку от верховьев Сириона, в кольце гор, высоких и крутых, и ни одна живая
тварь не забредала туда — лишь залетали орлы Торондора. Но был там глубинный
путь, пробитый в подгорной тьме водами, что стремились к струям Сириона; и
Тургон отыскал тот путь и вышел на зеленую равнину меж гор, и увидел
остров-холм твердого камня — долина в древние дни была озером. Тут понял
Тургон, что нашел место, о котором грезил, и решил построить там прекрасный город
в память о Тирионе на Туне; однако он возвратился в Нэвраст и жил там покойно,
хотя мысли его и были все время преклонены к исполнению мечты.
И вот, после Дагор Аглареб, непокой, что Ульмо вложил в
сердце Тургона, возвратился к нему, и он собрал самых стойких и умелых из
своего народа и тайно повел их в скрытую долину, и там начали они строить
город, который замыслил Тургон; они выставили стражу вокруг долины, и никто не
мог узнать об их трудах, и чары Ульмо, струящиеся в Сирионе, защищали их.
Тургон, однако, жил большей частью в Нэврасте, пока, наконец, через пятьдесят
два года тайных трудов, город не был построен. Говорят, что Тургон хотел
назвать его на языке эльфов Валинора Ондолиндэ, Утес Поющей Воды, ибо холм
украшали фонтаны; но в наречии синдаров имя его изменилось и превратилось в
Гондолин, Тайный Утес. Тургон готовился уйти из Нэвраста и покинуть чертоги в
Виниамаре у моря; и Ульмо вновь явился к нему, и говорил с ним. И сказал так:
"Теперь ты пойдешь, наконец, в Гондолин, Тургон; я же утвержу свою власть
в долине Сириона и во всех окрестных водах, так что никто не заметит твоего
пути, как никто не отыщет тайного хода против воли твоей. Дольше всех держав
эльдалиэ будет противостоять Морготу Гондолин. Но не давай чрезмерной любви к
делу рук твоих и к мечтам твоим овладеть тобой, и помни, что истинная надежда
нолдоров лежит на Западе и грядет из-за Моря".
И предостерег Ульмо Тургона, что и на нем лежит Жребий
Мандоса, который Ульмо не в силах отвести. "А потому, — сказал
он, — может случиться, что проклятие нолдоров отыщет тебя до срока, и
измена родится в стенах твоих. Тогда им будет грозить огонь. Но, если опасность
эта станет воистину близка — придет из Нэвраста некто и упредит тебя, и через
него над гибелью и пламенем родится надежда Людей и Эльфов. Посему оставь в
этом доме меч и доспех, дабы в грядущие дни он мог найти их; по ним ты узнаешь
его и не обманешься". И Ульмо объяснил Тургону; каковы должны быть
оставляемые здесь шлем, кольчуга и меч.
Потом Ульмо вернулся в море, а Тургон выслал вперед весь
свой народ, почти треть нолдоров, последовавших за Финголфином, и еще большее
число синдаров; тайно уходили они отряд за отрядом, прячась под сенью Эред
Вэтрина, и незамеченными приходили в Гондолин, и никто не знал, куда они
делись. Последним поднялся Тургон, тихо прошел со своим двором сквозь холмы,
миновал горные врата — и они захлопнулись за ним.
И после долгие годы никто не проходил там — одни только
Хурин и Хуор; и никогда не выступало оттуда воинство Тургона — до Года Скорби и
Слез, более трехсот и пятидесяти лет спустя. Но за кругом гор народ Тургона рос
и процветал, и росло в неутомимых трудах их мастерство, так что Гондолин на
Амон Гвареф стал воистину прекрасен и достоин равняться даже с Тирионом
Заморским. Высоки и белы были стены его, гладки лестницы, величественна,
стройна и мощна Башня Владыки. Там, играя, сияли фонтаны, а во дворах Тургона
стояли изваяния Дерев древности, исполненные с эльфийским мастерством самим
Тургоном; то Дерево, что он сделал из золота, звалось Глингал, другое же, с
цветами из серебра — Бельфиль. Но прекраснее всех див Гондолина была Идриль,
дочь Тургона, прозванная Среброножка, чьи волосы были, как злато Лаурелина
перед приходом Мелькора. Так в блаженстве долго жил Тургон; Нэвраст же опустел
и оставался пустым до самого разорения Белерианда.
Покуда тайно возводился город Гондолин, Финрод Фелагунд
трудился в недрах Наргофронда; сестра же его Галадриэль жила, как было сказано
прежде, в царстве Тингола, в Дориафе. Порой Мелиан беседовала с нею о Валиноре
и блаженстве прежних дней; но за темный час гибели Древ Галадриэль не заходила,
а всегда умолкала. И вот однажды Мелиан сказал: "Какое-то горе постигло
тебя и твоих родичей. Это я понимаю, но все остальное от меня скрыто — ибо ни
зреньем, ни мыслью не могу я увидеть то, что произошло или происходит на
Западе: тенью накрыты земли Амана, и тень легла на воды морские. Почему ты
скрываешь что-то от меня?"
— Потому, что горе это миновало, — отвечала
Галадриэль, — и я хочу радоваться здесь, а не тревожить радость
воспоминаниями. Ведь, возможно, еще много горя ждет впереди, хоть сейчас и
сияет надежда.
Тут Мелиан взглянула ей в глаза и молвила так:
— Не верю я, что нолдоры пришли посланцами валаров, как
говорилось вначале, хоть и явились они в час нашей нужды. Ибо никогда не поминают
они валаров, а их верховные владыки не принесли Тинголу вести ни от Манвэ, ни
от Ульмо, ни даже от Ольвэ — королевского брата — и его народа, что ушел за
море. За что, о Галадриэль, был высокий народ нолдоров изгнан из Амана? Или
какое-то лихо лежит на сынах Феанора, что они столь надменны и люты? Не близка
ли я к правде?
— Близка, — сказала Галадриэль, — разве что
мы не были изгнаны, а ушли по своей воле и против воли валаров. А вела нас
через великие опасности и гнев валаров одна цель: отомстить Морготу и отобрать
похищенное им.
И Галадриэль поведала Мелиан о Сильмарилях и убийстве короля
Финвэ в Форменосе; но ни словом не обмолвилась она ни о Клятве, ни о Резне, ни
о сожжении кораблей в Лосгаре. Мелиан, однако, сказала:
— О многом теперь рассказала ты мне — и все же я
прозреваю большее. Ты опустила завесу на долгий путь из Тириона, но видится мне
там зло, о котором Тингол ради безопасности своей должен знать.
— Возможно, — вздохнула Галадриэль. — Но не
от меня.
И Мелиан более не говорила с ней об этом, но открыла Тинголу
все, что узнала о Сильмарилях.
— Великое это дело, — скзала она, — поистине,
более великое, нежели мнится самим нолдорам. Ибо Свет Амана и судьба Арды
заключены ныне в этих творениях Феанора; и предрекаю я — никакими усилиями
эльдаров не обресть их вновь, и прежде чем их вырвут у Моргота, мир будет
разрушен в грядущих битвах. Узнай же: они сгубили Феанора, полагаю, еще много
других, но первой из смертей, что принесли они и еще принесут, была смерть
Финвэ, твоего друга. Моргот убил его пред тем, как бежать из Амана.
