Ничего не ответил Маэглин, остался безмолвен и холоден; но
никогда уже не ходил с Эолом, и Эол не доверял ему.
Вышло так, что на Венец Лета гномы, как то было у них в
обычае, пригласили Эола на празднества в Ногрод; и он уехал. Теперь Маэглин и
его мать могли какое-то время бродить, где хотят, и часто они, томясь по
солнечному свету, подъезжали к опушкам леса; и в сердце Маэглина зрело желание
покинуть Нан-Эльмот навеки. Потому-то и сказал он Арэдэли: "Госпожа, давай
уйдем, покуда есть время! На что надеяться нам — мне и тебе — в этом лесу?
Здесь мы в оковах, мне же просто нечего делать, ибо я научился всему, что знает
мой отец и что соизволили открыть наугримы. Не отправимся ли мы в Гондолин? Ты
будешь моим проводником, а я твоей стражей!" Тут Арэдэль обрадовалась и с
гордостью взглянула на сына; и, сказав слугам, что едут искать сыновей Феанора,
они уехали и прискакали к северной опушке Нан-Эльмота. Там они переправились
через Кэлон в земли Химлада, — а потом дальше к Бродам Ароса и на запад,
вдоль границ Дориафа.
А Эол возвратился с востока быстрее, нежели предполагал
Маэглин, и обнаружил, что жена его и сын два дня как бежали; и так велик был
его гнев, что он помчался за ними при свете дня. Но, въехав в Химлад, он
сдержал ярость и скакал осторожно, помня об опасности, ибо Целегорм и Куруфин
отнюдь не любили Эола, а Куруфин к тому же был вспыльчивого нрава. Но
разведчики Аглона видели, как Маэглин и Арэдэль проскакли к Аросу, и Куруфин,
поняв, что творится странное, вышел из Аглона и встал лагерем возле Бродов, и
не успел Эол пересечь Химлад, как всадники Куруфина подстерегли его и отвезли к
своему владыке. Тогда Куруфин обратился к Эолу:
— Куда едешь ты по моим землям, Темный Эльф? Неотложное
дело, должно быть, погнало в путь днем такого солнцененавистника?
И Эол, понимая, что ему грозит, сдержал резкие слова, что
поднялись в его душе.
— Мне стало известно, Владыка Куруфин, — отвечал
он, — что мой сын и моя жена, Белая Дева Нолдоров, отправились навестить
тебя, покуда я был в отлучке; и мне показалось необходимым присоединиться к ним
в этой поездке.
Тут засмеялся Куруфин и сказал:
— Будь с ними ты, быть может, они встретили бы здесь
прием не столь теплый, как надеялись. Но это неважно, ибо ехали они не сюда.
Двух дней не прошло, как они миновали Ароссиах, а оттуда быстро помчались к
западу. Кажется, ты пытаешься обмануть меня, если только сам не был обманут.
И Эол ответил:
— Тогда, Владыка, вероятно, ты дозволишь мне уехать и
разузнать правду.
— Ты получишь мое дозволение — но не мою любовь, —
молвил Куруфин. — Чем быстрее покинешь ты мои земли, тем больше обрадуешь
меня.
Тогда Эол вскочил в седло, говоря:
— Отрадно, Владыка Куруфин, встретить родича, столь
доброго в нужде. Я вспомню об этом, когда вернусь.
— Впредь не щеголяй передо мною именем своей
жены, — ответствовал Куруфич, мрачно взглянув на него, — ибо те, кто
похищают дочерей нолдоров и женятся на них без дара и дозволения, не становятся
родней их родне. Я дал тебе дозволение уехать. Пользуйся этим и убирайся. На
сей раз, по законам эльдаров, я не могу убить тебя. И вот еще какой совет
добавлю я: возвращайся в свое жилище во тьме Нан-Эльмота, ибо сердце упреждает
меня, что если отправишься ты вдогон за теми, кто более не любит тебя, никогда
тебе туда не вернуться.
И Эол поспешно отъехал, и ненависть ко всем нолдорам
переполняла его, ибо он понял, что Маэглин и Арэдэль бежали в Гондолин. Влекомый
гневом и стыдом унижения, он переправился через Броды Ароса и погнал коня по
пути, которым раньше скакали те двое; но, хотя они не знали, что их преследуют,
а его скакун был очень быстр, Эол ни разу не увидел их до самого Бритиаха, где
они оставили коней. Там злая судьба предала их: кони громко заржали, и скакун
Эола, услыхав зов, поспешил к ним; и Эол увидел издалека белое одеяние Арэдэли
и заметил, каким путем она шла, отыскивая тайную тропу в горы.
А Маэглин и Арэдэль подошли к Внешним Вратам Гондолина, и
Темные Стражи под горами радостно встретили ее; и, миновав Семь Врат, она
взошла с Маэглином на Амон-Гвареф — к Тургону. Там король с удивлением выслушал
ее повесть; и с приязнью смотрел он на племянника своего Маэглина, видя, что
тот достоин зваться принцем нолдоров.
— Воистину рад я, что Ар-Фейниэль воротилась в
Гондолин, — молвил он. — И теперь мой град вновь будет прекрасен —
более, чем когда я считал ее пропавшей. Маэглину же в моей державе будут
воздаваться высочайшие почести.
Тут Маэглин поклонился и признал Тургона своим владыкой и
королем, и дал обет исполнять всегда его волю; но после он стоял молча и
смотрел, ибо пышность и краса Гондолина превосходили все, что представлялось
ему по рассказам матери; и мощь города и его воинов поразили юношу, и многие
творения, невиданные и дивные. Однако, ничто не притягивало его взора сильнее,
чем Идриль, дочь короля, сидевшая подле отца, ибо волосы ее были золотыми, как
у всех ваниаров, родичей ее матери, и она казалась Маэглину солнцем, озарявшим
королевский чертог.
Тем временем Эол, последовав за Арэдэлью, нашел Сухую Реку и
тайную тропу, и, крадясь по руслу, был схвачен стражей и допрошен. Слыша, что
он называет Арэдэль женой, Стражи удивились и послали в город быстрого гонца; и
он явился во дворец короля.
— Владыка! — воскликнул он. — Стража схватила
пленника, подкравшегося к Темным Вратам. Он зовет себя Эолом; это эльф, он
мрачен и темноволос, и синдар по крови, однако он заявил, что Владычица Арэдэль
— его жена, и требует, чтобы его привели к тебе. Гнев его велик, и усмирить его
трудно; но мы не убили его, как велит твой закон.
— Увы! — вздохнул Арэдэль. — Эол последовал
за нами, как я и боялась. Но делал он это с осторожностью; мы не видели и не
слышали погони, когда вступали на Тайную Тропу. — Она обратилась к гонцу:
— Все это правда. Он Эол, а я его жена, и он отец моего сына. Не убивайте его,
а ведите сюда, на суд короля — если будет на то королевская воля.
Так и было сделано. Эола привели в чертог Тургона, и он
встал пред высоким троном, гордый и мрачный. Хотя он не меньше сына дивился
тому, что видел, это еще больше наполняло его душу гневом и ненавистью к
нолдорам, но Тургон встретил его с почетом, поднялся и взял его за руку.
— Добро пожаловать, родич — ибо родичем я считаю тебя.
Здесь будешь ты жить в довольстве, но ты должен поселиться в моих владениях и
не покидать их, ибо таков мой закон, что всякий, нашедший дорогу сюда, не может
уйти.
Но Эол отдернул руку.
— Я не признаю твоего закона, — сказал он, —
ни у тебя, ни у твоей родни нет прав владеть этой землей и накладывать запреты
— здесь ли, там ли. Это земли тэлери, в которые вы принесли войну и непокой,
гордыню и несправедливость. Мне нет дела до твоих тайн, и не шпионить за тобой
пришел я, но потребовать свое: жену и сына. Однако, если на сестру свою Арэдэль
ты имеешь права и не хочешь ее отпустить — пусть она остается: пусть птица
вернется в клетку, где скоро захворает опять, как хворала прежде. Но не то —
Маэглин. Сына моего ты у меня не отнимешь. Идем, Маэглин, сын Эола! Отец
приказывает тебе. Покинь дом врагов и убийц его родни — или будь проклят!
