Тогда Тургон согласился исполнить его просьбу и сказал так:
— Вы покинете мои владения тем же путем, каким
появились в них, если будет на то воля Торондора. Печалит меня эта разлука, но,
может быть, очень скоро — по счету эльдаров — мы свидимся вновь.
Однако Маэглин, сын сестры короля, обладавший немалой
властью в Гондолине, вовсе не печалился их уходу; он завидовал тому, что король
к ним расположен, ибо не терпел людей, какого бы происхождения они ни были; и
сказал он Хурину:
— Великодушие короля больше, нежели ты можешь себе
представить, да и закон сейчас не так суров, как прежде; иначе бы не было у
тебя иного выбора, как только остаться здесь до конца дней своих.
Хурин отвечал ему:
— Великодушие короля и впрямь велико, но если слова
нашего недостаточно, мы дадим тебе клятву.
И братья поклялись никогда не открывать замыслов короля и
сохранить в тайне все, что они видели в его владениях. Затем они удалились, и
орлы, прилетев ночью, унесли их и пред рассветом доставили в Дор-Ломин.
Соплеменники рады были видеть их, ибо весть пришла из
Брефиля, что они сгинули; но даже отцу своему не открыли они, где были, сказав
лишь, что орлы спасли их в диких землях и принесли домой. Галдор, однако,
возразил:
— Так вы провели этот год в дебрях? Или орлы приютили
вас в своих гнездах? У вас были пропитание и одежда, и вернулись вы похожими
более на юных принцев, чем на бродяг.
И Хурин ответил:
— Будь же доволен и тем, что мы вернулись, ибо стало
это возможным лишь потому, что мы дали клятву молчать.
Галдор более не спрашивал их ни о чем, но и он, и многие
другие угадали истину, и в свое время слух о странной судьбе Хурина и Хуора
достиг ушей слуг Моргота.
Когда Тургон узнал, что осадное кольцо вокруг Ангбанда
разорвано, он не позволил ни одному своему воину выйти в битву, ибо считал,
что, хоть и могуществен Гондолин, время раскрыть его тайну еще не пришло.
Считал он также, что конец Осады означает начало гибели нолдоров — если только
им не придут на помощь; и вот он тайно отправил отряды гондолинцев к устью
Сириона и на остров Балар. Там они строили корабли и по приказанию Тургона
отплывали на Заокраинный Запад, чтобы отыскать Валинор и молить у валаров
прощения и помощи; и просили они морских птиц указывать им путь. Но моря были бескрайни
и пустынны, чародейские тени сомкнулись над ними, и Валинор сокрылся. Потому
никто из посланцев Тургона не достиг Запада, многие сгинули и немногие
вернулись; рок же Гондолина был близок к свершению.
Слух обо всем этом достиг Моргота, и он, несмотря на свои
победы, забеспокоился и пожелал получить известия о Тургоне и Фелагунде. Ибо о
них он не знал ничего, хоть они и были живы; и опасался Моргот, что они могут
объединиться против него. Он знал лишь, как называется Наргофронд, но не знал
ни где он находится, ни каковы его силы; о Гондолине же ему вовсе ничего не
было известно, и мысль о Тургоне тревожила его куда больше. Потому он выслал в
Белерианд новых соглядатаев; главные же силы орков призвал назад, в Ангбанд,
ибо понимал, что не может начать последнюю, победную битву, не собрав свежих
сил; понимал он также, что недооценил как мужество нолдоров, так и воинскую
доблесть сражавшихся рядом с ним людей. Хоть и велики были его победы в Дагор
Браголлах и в последующие годы, хоть и тяжек был урон, нанесенный его врагам —
его потери были не меньше; и, хотя в руках его были Дортонион и Ущелье Сириона,
эльдары, опомнясь от первой растерянности, начали вновь отвоевывать то, что они
потеряли. Потому юг Белерианда на несколько кратких лет обрел подобие мира; но
кузни Ангбанда трудились без устали.
Когда прошло семь лет после Четвертой Битвы, Моргот вновь
начал войну и послал многочисленные войска против Хифлума. Яростной была битва
на тропах Теневого Хребта, и в осаде Эйфель Сириона был убит стрелой Галдор Высокий,
владыка Дор-Ломина. Он защищал эту крепость именем Верховного Владыки Фингона;
и там же незадолго до того погиб его отец Хадор Лориндол. Хурин, сын Галдора,
тогда только еще вступил в пору зрелости, но был крепок телом и духом; и он,
перебив множество орков, отбросил их от Эред Вэтрина и преследовал в песках
Анфауглифа.
Но король Фингон вынужден был отбиваться от двинувшихся с
севера войск Ангбанда, и битва завязалась на самых равнинах Хифлума. Силы были
неравны; но в залив Дрэнгист вошел флот Цирдана, и в урочный час эльфы Фаласа
обрушились с запада на войско Моргота. Орки были разбиты и бежали, а победа
досталась эльдарам, и конные лучники преследовали врагов даже в железных Горах.
Впоследствии Хурин, сын Галдора возглавил род Хадора в
Дор-Ломине и служил Фингону. Хурин был не таким рослым, как его отец, дед или
будущий сын, но зато вынослив и неутомим, быстр и гибок, подобно сородичам его
матери, Харет из племени халадинов. Его женой была Морвен Эледвен, дочь
Барагунда из рода Беора, та, что бежала из Дортониона вместе с Риан, дочерью
Белегунда, и Эмельдир, матерью Берена. В то же время — об этом будет рассказано
позже — изгнанники Дортониона были разбиты, и лишь Берен, сын Барахира, чудом
избежав гибели, пробрался в Дориаф.
Глава 19
О Берене и Лутиэн
Среди повестей о разорении и скорби, что дошли до нас из
тьмы тех дней, есть такие, в которых сквозь рыдания проступает радость, а под
тенью смерти таится бессмертный свет. Из них более всего любима эльфами повесть
о Берене и Лутиэн. Об этих двоих была сложена песнь под названием Лэйтиан —
Освобождение из Рабства, которая длиной своей превосходит все, кроме одной,
песни о предначальном мире; здесь же эта история пересказана в нескольких
кратких словах.
Уже сказано было, что Барахир не покинул Дортонион, и Моргот
нещадно преследовал его, пока у него не осталось лишь двенадцать спутников. На
юге к лесам Дортониона примыкали гористые вересковые пустоши, а на востоке от
них лежало озеро Тарн Аэлуин, чьи берега поросли диким вереском; и все эти
земли были бездорожны и дики, потому что даже в дни Долгого Мира никто не жил
там. Но воды Тарн Аэлуин почитались высоко, ибо днем они были ясны и сини, а
ночами в них отражались звезды; говорили, что сама Мелиан освятила их некогда.
Туда отступили Барахир и его спутники и там устроили себе обиталище, и Моргот
не мог их найти. Но слухи о деяниях Барахира и его воинов расходились повсюду;
и вот Моргот велел Саурону отыскать их и уничтожить.
Среди спутников Барахира был Горлим, сын Ангрима. Жену его
звали Эйлинель, и велика была их любовь, пока не грянула беда. Однажды Горлим,
вернувшись с порубежных стычек, увидел, что дом его разграблен и пуст, а жена
исчезла; и не знал он, убили ее или увели в рабство. Тогда он ушел к Барахиру и
среди его воинов был самым отчаянным и жестоким; но сомнение грызло его сердце,
ибо думал он, что Эйлинель, быть может, жива. Порой он тайно уходил один и
приходил к своему дому, что все еще стоял среди равнин и рощ, которые когда-то
принадлежали ему; и это стало известно слугам Моргота.