Но на севере его владений посланцы встретились с внезапной и
грозной опасностью — нападением Кархарота, Волка Ангбанда. В безумии своем
примчался он с севера, рыская в поисках добычи, пересек Таур-ну-Фуин в
восточной его части и ворвался в верховья Эсгалдуина, подобный всепожирающему
огню. Ничто не могло удержать его, и мощь Мелиан на рубежах Дориафа не
остановила его, ибо гнала его судьба, да еще Сильмариль, который нес он в себе
себе же на муку. Так явился он в нетронутые леса Дориафа, и все бежали в страхе.
Из всех посланцев уцелел лишь Маблунг, королевский военачальник; и он принес
Тинголу страшные вести.
В тот черный час вернулись Берен и Лутиэн, и вести об их
приходе, опережая их, вихрем ворвались в наполненные скорбью жилища. Они пришли
к вратам Менегрота, и множество народа сопровождало их. Тогда Берен привел
Лутиэн к трону Тингола, отца ее, и тот взглянул изумленно на Берена, коего
почитал умершим; но не было в его сердце любви к Берену из-за несчастий,
которые тот навлек на Дориаф. Берен же преклонил пред ним колена и молвил:
— Вот я вернулся, как и обещал. Я хочу получить то, что
было обещано.
И ответил Тингол:
— Что же твой поход и твоя клятва?
— Все исполнено, — сказал Берен. — Сильмариль
сейчас в моей руке.
— Покажи! — велел Тингол.
И Берен протянул к нему левую руку, медленно разжав пальцы —
но была она пуста. Тогда вскинул он правую руку; и с тех пор называл себя
Камлост, Пустая Рука.
Тогда Тингол смягчился, и Берен сел слева у подножия его
трона, а Лутиэн справа; и они поведали с начала до конца всю историю Похода за
Сильмарилем, а все слушали и дивились. И показалось тогда Тинголу, что человек
этот непохож на прочих смертных и велик в Царстве Земном; любовь же Лутиэн —
дело дивное и небывалое; и понял он, что ничья сила в мире не может противостоять
их судьбе. И он сдался, и пред троном отца Лутиэн Берен взял ее в жены.
И все же радость в Дориафе, вызванная возвращением Лутиэн,
была омрачена, ибо, узнав причину безумия Кархарота, все ужаснулись еще более,
поняв, что эту опасность питает грозная мощь священного камня, и тяжко будет
одолеть ее. Берен же, услышав о нападении Волка, узрел, что Цель его еще не
достигнута.
И так как день ото дня Кархарот все более приближался к
Менегроту, решено было готовить Охоту на Волка, опаснейшую из всех охот, о которых
повествуют предания. На эту охоту вышли Хуан, Пес Валинора, Маблунг Тяжкая
Рука, Белег Могучий Лук, а также Берен Однорукий и Тингол, Владыка Дориафа. Они
выехали на рассвете и переправились через Эсгалдуин; Лутиэн же осталась позади,
у врат Менегрота. Черная тень накрыла ее, и почудилось ей, что солнце угасло и
потемнело.
Охотники повернули на север, потом на восток; и, следуя по
течению реки, в сумрачной долине на северном ее берегу, где Эсгалдуин грохотал
водопадом по каменным ступеням, отыскал Кархарота. Он лакал воду у подножия
водопада, утоляя неистребимую жажду, и подвывал; и так они поняли, что он
здесь. Он же, почуяв их приближение, не стал нападать сразу. Злобная хитрость
пробудилась в его сердце, где боль на мгновенье была усыплена сладкой водой
Эсгалдуина; и пока они приближались, он нырнул в густой кустарник и затаился
там. Охотники же расставили вокруг стражу и выжидали, а тени в лесу росли.
Берен стоял рядом с Тинголом, и вдруг увидали они, что Хуана
нет с ними. Затем из зарослей донесся громкий лай — Хуан, потеряв терпение и
желая увидеть волка, один отправился поднять его из укрытия. Кархарот, однако,
ускользнул от него и, пробравшись через колючие заросли, внезапно прыгнул на
Тингола. Берен бросился на него с копьем, но Кархарот выбил копье и, повалив
Берена, вонзил зубы в его грудь. В это мгновение Хуан прыгнул из зарослей на
спину Волка, и они покатились в яростной схватке; и не бывало в мире подобного
поединка пса с волком, ибо в лае Хуана слышны были голоса рогов Оромэ и гнев
валаров; в вое же Кархарота были ненависть Моргота и злоба, что беспощаднее
стальных клыков; и от шума схватки камни раскололись, обрушились и преградили
путь водопаду. Они бились до смерти, но Тингол не видел этого, ибо стоял на
коленях перед тяжко раненым Береном.
И убил Хуан Кархарота, но в сей час, в густых лесах Дориафа
исполнилось давнее предначертание, и был он смертельно ранен, и яд Моргота
проник в него. Тогда он пришел и, рухнув рядом с Береном, заговорил в третий
раз и пред смертью простился с Береном. Тот ничего не сказал, лишь положил руку
на голову пса, и так они расстались.
Тут явились Маблунг и Белег, спеша на помощь Тинголу, но
когда увидели они, что случилось, то отбросили копья и зарыдали. Затем Маблунг
взял нож и вспорол брюхо Волка; внутренности его были словно выжжены огнем, но
рука Берена, сжимавшая Сильмариль, осталась нетленной. Когда, однако, Маблунг
коснулся ее, рука рассыпалась в прах, и обнажился Сильмариль, и сиянье его
наполнило окружавший их темный лес. С трепетом, не мешкая, взял Маблунг камень
и вложил в ладонь Берена; и Берен, коснувшись Сильмариля, встал, и высоко
поднял его, и просил Тингола принять его. "Достигнута Цель Похода, и
жребий мой свершился", — молвил он и более не произнес ни слова.
На носилках несли они Берена Камлоста, сына Барахира, и
рядом с ним лежал пес Хуан; и к ночи вернулись они в Менегрот. Они шли
медленно, и у носилок пылали факелы; и у подножья бука Хирилорн встретила их
Лутиэн. Она обняла и поцеловала Берена и велела ждать ее за Западным Морем; и
Берен взглянул в ее глаза, прежде чем дух покинул его. Свет звезд померк, и в
миг тот тьма снизошла на Лутиэн Тинувиэль. Так окончился Поход за Сильмарилем;
но песнь Лэйтиан — Освобождение от Оков на этом не кончается.
Ибо волей Лутиэн дух Берена ожидал ее в чертогах Мандоса, не
желая покинуть мир, пока Лутиэн не придет проститься с ним на мрачные берега
Внешнего Моря, откуда смертные уходят, чтобы никогда не вернуться. Дух же
Лутиэн погрузился во тьму и покинул ее тело; и оно подобно было цветку, что
срезан внезапно и лежит на траве, еще не успев увянуть.
Поседел тогда Тингол, словно вступил в зимние годы старости
Смертных. Лутиэн же явилась во владения Мандоса, где вдали от западных
чертогов, на краю мира предназначено быть эльдарам; там ожидающие сидят в тени
своих мыслей. Но красота ее превосходила их красоту, а печаль была глубже их
печали; и она преклонила, колени пред Мандосом и запела.
И была эта песнь прекраснее всех, что когда-либо слагались в
мире, и печальней всего, что когда-либо слышал мир. Неизменная и вечная, поныне
звучит она в Валиноре, за пределами мира, и внимая ей, скорбят валары. Ибо
Лутиэн сплела воедино две темы — печаль эльдаров и скорбь людей, Двух Племен,
что были сотворены Илуватаром, чтобы обитать в Арде, Царстве Земном под
бесчисленными звездами. Когда же она преклонила колени пред Мандосом, ее слезы
пролились на стопы его, как дождь на камни, и дрогнул Мандос, чего не случалось
с ним прежде и не случится никогда впредь.
Потому он призвал Берена, и, как предсказывала Лутиэн в час
его смерти, они встретились вновь по ту сторону Моря. Но не властен был Мандос
возвращать в пределы Мира умерших людей; не мог он также изменять судьбы Детей
Илуватара. Потому он пришел к Манвэ, Владыке Валаров, что правит миром именем
Илуватара; и Манвэ в поисках совета погрузился в сокровенные глубины своего
разума, где открылась ему воля Илуватара.
