Мим поднялся и долго смотрел на Турина.
— Я слышу тебя, — проговорил он, — речь твоя
— речь древнего гномьего царя, и это изумляет меня. Теперь сердце мое
успокоено, хоть и не весело; и ты можешь жить здесь, если захочешь, ибо я
уплачу свой выкуп.
Так Турин стал жить в потаенном жилище Мима на Амон Руд;
часто бродил он по траве перед входом в пещеру и смотрел на восток, на запад и
на север. На севере видел он лес Брефиль, обвивавший зеленью Амон Обель; и туда
неизменно устремлялся его взор, хоть он и не знал, почему, ибо душа его скорее
тянулась к северо-западу, где, во многих лигах отсюда, казалось ему, различал
он Теневой Хребет, родные его горы. Вечерами же смотрел он на запад, в закат,
где красное солнце опускалось в туман над дальними берегами, где утонула в
тенях долина Нарога.
В то время Турин много разговаривал с Мимом и, сидя наедине
с ним, слушал его мудрые речи и рассказы о его жизни. Мим вел род от тех
гномов, что в давние дни были изгнаны из гномьих городов на востоке; задолго до
возвращения Моргота забрели они в Белерианд. Они стали меньше ростом и утеряли
многое из кузнечного мастерства, и, привыкнув жить украдкой, ходили согнувшись
и крадучись. До того, как на запад пришли через горы гномы Ногрода и Белегоста,
эльфы Белерианда не знали, что это за существа, и охотились за ними, но потом
оставили в покое, прозвав Ноэгит Нибин, что в наречии синдаров означает Малые
Гномы, то есть карлики. Карлики никого не любили, кроме себя, и, если они
боялись и ненавидели орков, то эльдаров ненавидели не меньше, в особенности
Изгоев; ибо нолдоры, говорили они, украли их земли и жилища. Задолго до того,
как прибыл из-за Моря король Финрод Фелагунд, они нашли пещеры Наргофронда и
начали рыть там ходы; да и под вершиной Амон Руд, Лысой Горы, неспешные руки
карликов за долгие прожитые там годы пробивали и углубляли пещеры, не
тревожимые Сумеречными Эльфами лесов. Но в конце концов они выродились и в
Средиземье вымерли все, кроме Мима и его двоих сыновей; а Мим был стар даже по
гномьему счету, стар и забыт. В его чертогах праздны были кузни и ржавели
секиры, а память о карликах сохранилась лишь в древнейших преданиях Дориафа и
Наргофронда.
Пришла середина зимы, и выпал снег, обильней которого не
видали прежде в речных долинах; и Амон Руд вся была засыпана снегом; говорили,
что зимы становятся тем суровей, чем более возрастает могущество Ангбанда. Лишь
самые крепкие телом осмеливались тогда выходить из дому; иные заболели, и всех
мучил голод. Но вот как-то, в тусклых сумерках зимнего дня, внезапно явился меж
изгоями человек — как почудилось им — огромного роста, в белом плаще с
капюшоном; ни говоря ни слова, подошел он к огню. Когда же люди в страхе
вскочили, он расхохотался и отбросил капюшон, а под плащом у него был большой сверток;
и так при свете огня Турин вновь узрел Белега Куталиона.
Так Белег еще раз вернулся к Турину, и радостной была их
встреча. С собою принес он из Димбара шлем Дракон Дор-Ломина, надеясь, что тем
подвигнет Турина на большее, нежели прозябать в дебрях вожаком ничтожно малого
отряда. Но Турин все не желал вернуться в Дориаф, и Белег, уступив своей любви
вопреки разуму, остался с ним; в то время много сделал он для блага туриновой
шайки. Он лечил больных и раненых и давал им лембасы Мелиан, и они излечились
скоро, ибо, хотя Сумеречные Эльфы и уступали в мастерстве и премудрости Изгоям
из Валинора, в Средиземье их мудрость была для людей недосягаема. А так как
Белег был силен и вынослив, зорок и прозорлив, он стяжал себе великий почет
среди разбойников; но ненависть Мима к эльфу, незванно явившемуся в
Бар-эн-Данвэд, все росла, и часто он вместе с сыном своим Ибуном, ни с кем не
обмолвясь словом, сидел в самых темных закоулках своего жилища. Турин, однако,
мало внимания обращал сейчас на гнома, а когда закончилась зима и пришла весна,
нашлись у них дела более важные.
Кто познает замыслы Моргота? В чьих силах постигнуть пределы
мысли того, кто прежде был Мелькором, могущественным айнуром Великой Песни, а
ныне Черным Властелином восседает на черном троне Севера, в лиходействе своем
взвешивая все вести, что стекаются к нему, и провидя мысли и дела врагов своих
более глубоко, нежели опасаются мудрейшие из них — всех, кроме владычицы
Мелиан? Часто тянулась к ней мысль Моргота — и сбивалась со следа.
И вновь пришла в движение мощь Ангбанда; и словно длинные
пальцы слепо шарящей руки, лередовые отряды его войска нащупывали пути в
Белерианд. Они пришли через Анах, и был захвачен Димбар, а с ним все северные
рубежи Дориафа. Пришли они по древней дороге, что вела через длинную Теснину
Сириона, мимо острова, на котором стояла Минас-Тириф, крепость Финрода, а затем
через земли между Малдуином и Сирионом и по краю Брефиля к Перекрестью
Тэйглина. Оттуда путь вел на Хранимую Равнину, но орки не углублялись в те края,
ибо обитал там в дебрях незримый ужас, и с вершины красной горы следили за ними
зоркие глаза, о которых они не ведали. Ибо Турин вновь надел шлем Хадора, и по
всему Белерианду, под лесными кронами и над речными водами, летел слух, что
Шлем и Лук, бесследно сгинувшие в Димбаре, восстали вновь. Многие из тех, что
скитались тогда, не предводительствуемые никем и лишенные всего, но
неустрашенные, воспряв духом, искали Двоих Вождей. В то время земля между
Тэйглином и западной границей Дориафа была названа Дор-Куартол, Край Лука и
Шлема; Турин же взял себе новое имя — Гортол, Шлем, наводящий Ужас, и сердце
его вновь взыграло. В Менегроте, в подземных чертогах Наргофронда и даже в
сокрытом королевстве Гондолин узнали о славных деяниях Двоих Вождей; знали о них
и в Ангбанде. И смеялся Моргот, ибо благодаря Дракону сын Хурина был вновь
открыт ему; и вскоре соглядатаи окружили Амон Руд.
На исходе года карлик Мим и сын его Ибун покинули
Бар-эн-Данвэд, дабы собрать в лесу коренья для зимних припасов, и были схвачены
орками. Тогда Мим вторично посулил провести своих врагов тайными тропами к
своему жилищу; и все же он пытался отсрочить исполнение своего обещания и
потребовал не убивать Гортола. На это вожак орков со смехом ответил Миму:
"Само собой, Турина, сына Хурина, мы не убьем."
Так был предан Бар-эн-Данвэд, и орки явились туда в ночи,
ведомые Мимом. Многие сотоварищи Турина были убиты во сне, но иные по
внутренней лестнице поднялись на вершину горы и сражались там, и все полегли, и
кровь их омыла серегоны, что росли на камнях. А на бившегося Турина набросили
сеть, и он запутался в ней; его скрутили и уволокли.
И вот, когда все стихло, Мим выполз из темного закоулка;
солнце вставало над туманами Сириона, а он стоял на вершине, среди мертвецов.
Чуял он, однако, что не все они мертвы, ибо взгляд его встретился с другим
взглядом — то был эльф Белег. С давней ненавистью шагнул Мим к Белегу и схватил
меч Англахель, что лежал под телом одного из павших рядом с Белегом; но тут
Белег, вскочив, вырвал у него меч и замахнулся на гнома, и Мим, вопя от ужаса,
бежал с вершины. Белег же кричал ему вслед: "Отмщение рода Хадора
настигнет тебя!"
Тяжелы были раны Белега, но был он могуч меж эльфов
Средиземья, и к тому же искусный целитель. Потому он не умер, и силы
мало-помалу возвращались к нему; искал он среди мертвых Турина, дабы достойно
похоронить его. Но не нашел и понял, что сын Хурина жив и уведен в Ангбанд.
