И когда он сидел так, от перекрестья Тэйглина подошел отряд
Сумеречных Эльфов, который вел Маблунг; он узнал Турина и приветствовал,
искренне радуясь, что видит его живым, ибо знал, что Глаурунг направился в
Брефиль, а там, по слухам, обитал ныне Черный Меч Наргофронда, потому Маблунг и
пришел туда, желая остеречь Турина и, буде то понадобится, помочь ему; но
молвил Турин: "Ты опоздал. Дракон мертв."
Изумились эльфы и вознесли ему великую хвалу; но
Турин остался равнодушен и сказал: "Лишь одного прошу
я: поведайте мне, что с моими родными, ибо узнал я в Дор-Ломине, что они ушли в
Потаенное Королевство."
Ужаснулся Маблунг, но вынужден был рассказать Турину, как
сгинула Морвен и как Ниэнор была заклята немотой и забвением, как скрылась она
от них у рубежей Дориафа и бежала на север. Так узнал Турин, что рок настиг его
и что неправедно он убил Брандира; и что сбылись слова Глаурунга. И
расхохотался он, как безумный, вскричав: "Вот воистину горькая
шутка!" Велел он Маблунгу вернуться в Дориаф и принести туда его
проклятье. "Проклятье вам и вашему походу! — крикнул он. — Вот
все, что было нужно. Теперь приходит ночь."
И Турин бежал от них быстро, как ветер, а они дивились, не
зная, что за безумие овладело им, и последовали за ним. Турин, однако, обогнал их;
он пришел к Кабед-эн-Арасу и услышал рев воды, и увидел, что листья опали с
дерев, словно настала зима. Там он вынул меч, последнее, что у него оставалось,
и молвил: "Привет тебе, о Гуртанг! Не ведаешь ты ни верности, ни
господина, кроме лишь руки, что вздымает тебя. Нет крови, от которой ты
откажешься. Возьмешь ли ты кровь Турина Турамбара, дашь ли мне скорую
смерть?"
И зазвенел ответно ледяной голос клинка:
— О да, я с радостью отведаю твоей крови, чтоб забыть
вкус крови Белега, моего господина, и Брандира, убитого неправедно. Я дам тебе
скорую смерть.
Тогда Турин воткнул меч рукоятью в землю и бросился грудью
на острие Гуртанга; и черный клинок убил его. Тут подоспели Маблунг и прочие
эльфы и узрели труп Глаурунга и тело Турина, и опечалились; когда же явились
туда люди Брефиля, и узнали эльфы причину безумья и смерти Турина, они
ужаснулись, и Маблунг промолвил с горечью: "Я также причастен к проклятью
Детей Хурина и вестью своей убил того, кого так любил."
Затем они подняли Турина и увидали, что Гуртанг распался на
две части. Эльфы и люди собрали большую груду хвороста, развели огромный костер
и сожгли Дракона, и он обратился в пепел. Турина же положили на вершине
кургана, где он погиб, и с ним легли в могилу обломки Гуртанга. А когда все
было сделано, эльфы пропели погребальный плач по Детям Хурина и возложили над
могилой огромный серый камень, и было на нем выбито рунами Дориафа:
ТУРИН ТУРАМБАР
ДАГНИР ГЛАУРУНГА
А ниже они приписали:
НИЭНОР НИНИЭЛЬ
Но ее не было в той могиле, и никто никогда не узнает, куда
унесли ее холодные воды Тэйглина.
Глава 22
О гибели Дориафа
Так завершилась история Турина Турамбара; но Моргот, однако,
не дремал и не уставал творить лихо, и его счеты с родом Хадора еще не были
сведены. Злоба его против этого рода была неутолима, хотя Хурин и находился в
его власти, а Морвен, обезумев от горя, бродила в дебрях. Горька была доля
Хурина, ибо все, что узнавал Моргот об исполнении своих лиходейских замыслов,
становилось известным и Хурину; только ложь перемешана с правдой, и все, что ни
было доброго, скрывалось, либо искажалось. Любыми путями Моргот старался
очернить то, что свершили Тингол и Мелиан, ибо ненавидел их и боялся. Потому,
когда он решил, что время приспело, то освободил Хурина из оков, дозволяя ему
идти туда, куда он пожелает; Моргот утверждал, что им движет жалость к
окончательно поверженному врагу. Он, однако, лгал, ибо цель его была в том,
чтобы ненависть Хурина к людям и эльфам стала еще сильнее. И хотя Хурин не
слишком доверял словам Моргота, зная доподлинно, что тот не ведает жалости, он
принял свободу и ушел в горе, еще более усугубленном речами Черного Властелина;
как раз исполнился год со дня смерти его сына Турина. Двадцать и восемь лет был
Хурин пленником в Ангбанде, и вид его стал суров и мрачен. У него были длинные
седые волосы и борода, но держался он прямо, лишь опирался на черный посох; и
был опоясан мечом. Так пришел он в Хифлум, и услыхали вожаки вастаков, что
через пески Анфауглифа прошел конный отряд черных солдат из Ангбанда, и что с
ними шел старик, окруженный большим почетом. Посему вастаки не схватили Хурина,
но позволили ему беспрепятственно бродить в тех краях, и поступили мудро, ибо
уцелевшие соплеменники Хурина избегали его, сочтя, что он пришел из Ангбанда
другом и союзником Моргота.
Так освобождение наполнило сердце Хурина еще большей
горечью. Он покинул Хифлум и поднялся в горы. Там узрел он вдалеке, меж туч,
вершины Криссаэгрима и вспомнил Тургона, и возжелал вернуться в потаенное
королевство Гондолин. И вот спустился он с Эред Вэтрина, не ведая, что за
каждым его шагом следят Морготовы твари; переправясь бродом Бритиах, что на
Сирионе, пришел он в Димбар и очутился у мрачного подножья Эхориата. Весь этот
край был холоден и пуст; и безнадежно озирался Хурин, стоя у огромного
каменного водопада, под отвесной скальной стеной; не знал он, что только это и
осталось от древней Дороги Спасения: Иссохшая Река была перекрыта, а сводчатые
врата обрушены. Тогда Хурин взглянул в серое небо, надеясь, что снова, как
некогда в юности, узрит там орлов, но увидал лишь тени, гонимые ветром с
востока, и тучи, клубящиеся вокруг недоступных пиков; и услыхал лишь свист и
шипение ветра среди камней.
Однако великие орлы были сейчас вдвое настороже и отлично
разглядели далеко внизу Хурина, затерявшегося в сумеречной дымке; и сам
Торондор немедля отнес эту весть Тургону, ибо счел ее важной. Тургон же молвил:
"Неужто Моргот спит? Вы обознались."
— О нет, — возразил Торондор. — Если б Орлы
Манвэ могли так ошибаться, давно бы уже, о король, тайна твоя была бы раскрыта.
— Значит, речи твои сулят лихо, — отвечал
Тургон, — ибо это может означать лишь одно. Даже Хурин склонился пред
волей Моргота. Сердце мое закрыто.
Торондор удалился, а Тургон долго сидел, задумавшись, и
смутился, припомнив деяния Хурина из Дор-Ломина; сердце его открылось, и он
послал к орлам с просьбой сыскать Хурина и, буде то возможно, принести его в
Гондолин. Но было поздно, и никогда больше не увидели они его, при свете ли
дня, во тьме ли.
Ибо Хурин стоял в отчаянье пред безмолвными скалами
Эхориата, и заходящее солнце, пробившись сквозь тучи, окрасило алым его седые
волосы. Тогда он громко закричал, не боясь, что его услышат, и проклял
безжалостный край; и вот, встав на краю пропасти, воззвал он громко, глядя
туда, где был Гондолин: "Тургон, о Тургон, припомни Топи Серех! О Тургон,
неужто не слышишь ты меня в потаенных своих чертогах?" Но ни звука не было
в ответ, лишь ветер свистел в иссохших травах. "Вот так же свистел он
тогда на рассвете в Топях!" — молвил Хурин, и в этот миг солнце село
за Теневым Хребтом, тьма объяла его, ветер стих, и безмолвны стали пустынные
земли.
