И вот, в год, когда Эарендилю исполнилось семь, Моргот
накопил силы и выслал на Гондолин балрогов, орков и волков; а с ними шли
драконы Глаурунгова семени, и были они теперь многочисленны и ужасны. Воинство
Моргота перевалило северные горы там, где вершины были всего выше, а
бдительность слабее, и явились ночью, во время празднества, когда весь народ
Гондолина собрался на стены, чтобы дождаться восхода солнца и пропеть гимны в его
честь, ибо наутро был великий праздник, называвшийся Врата Лета. Но не на
востоке, а на севере увенчал горы алый свет, и никто не пытался остановить
натиск врагов, пока не подошли они под самые стены и город не оказался в
безнадежной осаде. О деяниях, отчаянных и доблестных, что были свершены тогда
высокородными вождями и их воийами, да и самим Тургоном, повествуется в
"Падении Гондолина": о том, как слуги Тургона защищали его башню,
пока она не рухнула; и величественны были ее падение и гибель Тургона под
обломками.
Туор хотел спасти Идриль от разора, что царил в городе, но
Маэглин захватил ее и Эарендиля; но Туор на стенах бился с Маэглином и сбросил
его вниз; и тело Маэглина трижды ударилось о скалистые отроги Амон Гварэфа,
прежде чем кануть в бушевавшие внизу огненные волны. Затем Туор и Идриль
собрали в беспорядке пожаров столько уцелевших гондолинцев, сколько могли, и
вывели их по тайной тропе, приготовленной Идриль; а военачальники Ангбанда не
знали об этой тропе и не мыслили, чтоб беглецы избрали путь на север, в самые
высокие и ближние к Ангбанду горы. Дым пожарищ и пар чудесных фонтанов
Гондолина, гибнувших в пламени северных драконов, горестным туманом покрыли
долину Тумладэн, и таким образом был сокрыт побег Туора и его спутников, ибо от
конца хода до подножья гор был еще долгий путь по открытому месту. Так дошли
они до гор и подымались на склоны в отчаянии, скорбные и несчастные, ибо на
высоте царили страх и холод, а среди них было много раненых, детей и женщин.
Было там ужасное ущелье, называвшееся Цириф Торонаф, Ущелье
Орлов, где под сенью высочайших пиков вилась узкая тропа; справа от нее стеной
громоздились отвесные скалы, а слева рушился в пустоту жуткий водопад.
Вытянувшись цепочкой, шли беглецы по этой тропе, когда вдруг напали на них орки
(ибо Моргот разослал стражей по всем окрестным горам); и с ними был балрог.
Положение гондолинцев было ужасно, и едва ли спасла бы их доблесть златовласого
Глорфиндэля, вождя рода Золотого Цветка Гондолина, не приди им вовремя на
помощь Торондор.
Много песен пропето о поединке Глорфиндэля с балрогом на
вершине скалы; оба они рухнули в бездну и разбились насмерть. Орлы, однако,
подлетев, с высоты ринулись на орков и отогнали их, вопящих, назад; и все орки
были перебиты либо сброшены в пропасть, так что слух о побеге из Гондолина
долго еще не достигал ушей Моргота. Затем Торондор поднял из бездны тело
Глорфиндэля, и сородичи погребли его близ тропы, под курганом из камней; там
выросла зеленая трава, и золотые цветы цвели на нем средь нагих скал, пока не
изменился мир.
Так уцелевшие гондолинцы, ведомые Туором, перешли горы и
спустились в долину Сириона; и, пробираясь на юг по труднопроходимым и опасным
тропам, пришли они в Нан-Татрен, Край Ив; ибо власть Ульмо все еще была в водах
великой реки и хранила их. Там они отдохнули, исцелясь от ран и усталости; но
печаль их ничто не могло исцелить. И устроили они поминальное празднество в
память о Гондолине и эльфах, погибших вместе с ним, о девах, женах и
королевских воинах; и под ивами Нан-Татрена, на исходе года много песен спели
они о милом их сердцам Глорфиндэле. Тогда же Туор сложил для сына своего
Эарендиля песню, повествовавшую о явлении Ульмо, Владыки Вод на берегах
Нэвраста; и тоска по морю вновь пробудилась в сердце Туора и его сына. Потому
Идриль и Туор покинули Нан-Татрен и спустились по реке на юг, к мор;: там они
поселилсь в устье Сириона, и их сородичи присоединились к Эльвинг, дочери Диора
и ее спутникам, что бежали туда незадолго до этих событий. Когда же Балара
достиг слух о падении Гондолина и гибели Тургона, Эрейнион Гиль-Галад, сын
Фингона, был провозглашен верховным королем нолдоров в Средиземье.
Моргот же считал свое торжество полным, и не заботили его ни
сыны Феанора, ни их клятва, которая никогда не вредила ему, но оборачивалась
наилучшей помощью; и в черных своих мыслях смеялся он, нисколько не сожалея о
потере одного Сильмариля, ибо думал, что благодаря тому остатки племен эльдаров
исчезнут из Средиземья и более не потревожат его. Если он и знал о поселениях в
устье Сириона, то не подавал виду, дожидаясь своего часа, когда начнут
действовать клятва и ложь. И все же близ вод Сириона и моря множился эльфийский
народ, пришельцы из Дориафа и Гондолина; с Балара приплывали к ним мореходы
Цирдана, да и сами они ощутили тягу к морским волнам и стали строить корабли,
селясь все ближе к побережью Арверниэн, под сенью длани Ульмо.
Говорят, в те дни Ульмо из глубин моря поднялся в Валинор и
говорил там с валарами о злосчастьях эльфов, и призвал простить их и спасти от
всевозрастающей мощи Моргота, и отвоевать Сильмарили, в коих одних блистал ныне
свет Благих Дней, когда Два Древа еще озаряли Валинор, но Манвэ не шелохнулся;
и какое преданье поведает о сокровенных глубинах его души? Мудрые говорили, что
час еще не пробил и что лишь тот, кто будет взывать от имени и эльфов, и людей,
прося прощенья их проступкам и милосердия к их бедам — лишь тот сможет склонить
к ним сердца Стихий; от клятвы же Феанора даже сам Манвэ не в силах, быть
может, освободить, пока она не будет исполнена и сыновья Феанора не обретут Сильмарили,
на коих объявили они жестокое свое право. Ибо свет, сиявший в Сильмарилях,
сотворен самими валарами.
Прошло время, и Туор ощутил, что старость подкрадывается к
нему, и всегдашняя тоска по морю еще больше овладела его сердцем. Потому он
построил огромный корабль и назвал его Эаррамэ, Крыло Моря; вместе с Идриль
Целебриндал отплыл он на Запад, к закату, и ни одна песня, ни одно предание
более не поминают о нем. Но впоследствии пели о том, что Туор, один из всех
Смертных Людей, был причислен к древней расе и соединен с любимыми им
нолдорами; и судьба его отделена от судьбы людей.
Глава 24
О путешествии Эарендиля и Войне Гнева
Пресветлый Эарендиль был вождем народа, жившего в устье
Сириона; он взял в жены прекрасную Эльвинг, и она родила ему Эльронда и
Эльроса, что зовутся Эльфидами. Однако Эарендиль не ведал покоя, и плавания
вдоль берегов Ближних Земель не утоляли его беспокойства. Два стремленья
родились в его сердце, сплетаясь в тоску об открытом море; он желал отыскать
Туора и Идриль, которые так и не вернулись; замыслил он также найти последний
берег и, прежде чем настигнет его смерть, принести на Запад, валарам, послание
от эльфов и людей, что склонит их сердца к состраданию бедам Средиземья.
Эарендиль близко сдружился с Цирданом Корабелом, который
обитал на острове Балар с теми своими соплеменниками, что спаслись после гибели
гаваней Бритомбара и Эглареста. С помощью Цирдана выстроил Эарендиль Вингилот,
Пеноцвет, прекрасней которого не воспето. Весла его были золотые, борта сложены
из белых берез, срубленных в Нимбрефиле, а паруса пылали, словно серебряная
луна. Песнь об Эарендиле много повествует о его приключениях в глубинах моря и
в неизведанных землях, во многих водах и на многих островах; Эльвинг, однако,
не было с ним, ибо она, печалясь, ждала его в устье Сириона.
