На третий день марша после отбытия из Миласс, когда войско собралось разбить лагерь на берегу моря, к часовому подошел какой-то человек и попросил отвести его к царю. Александр сидел на камне у воды вместе с Гефестионом и товарищами.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— Меня зовут Евфранор, я пришел из Минда. Мои сограждане поручили мне сказать тебе, что город готов тебя принять и что твой флот может бросить якорь в нашем порту, хорошо укрытом и защищенном.
— Удача на нашей стороне, — сказал Птолемей. — Хороший порт — как раз то, что нам нужно, чтобы разгрузить корабли и собрать осадные машины.
Александр обернулся к Пердикке:
— Иди со своими людьми в Минд и подготовь место для нашего флота. Потом отправь кого-нибудь с донесением, а я предупрежу наших навархов.
— Но, государь, — возразил посланник, — город надеется увидеть лично тебя, оказать тебе почести и…
— Не сейчас, мой добрый друг: я должен привести мое войско как можно ближе к Галикарнасу. Хочу руководить боевыми действиями сам. Однако я благодарю твоих сограждан за оказанную мне честь.
Человек из Минда удалился, а Александр продолжил военный совет.
— По-моему, ты совершил ошибку, отослав обратно лакомства царицы Ады, — ухмыльнулся Лисимах. — Они бы помогли нам устоять при подобных военных столкновениях.
— Заткнись, — прервал его Птолемей. — Если я правильно понял намерения Александра, скоро у тебя пройдет охота шутить.
— Мне тоже так кажется, — подтвердил царь. Он вынул из ножен меч и начал чертить им на песке. — Вот, это Галикарнас. Он расположен у залива и имеет две крепости — одна справа, другая слева от порта. Следовательно, со стороны моря город совершенно неприступен. Кроме того, он может постоянно снабжаться через порт. Стало быть, мы не можем вести осаду, не можем его блокировать.
— Действительно, — согласился Птолемей.
— Что предложишь ты, Парменион? — спросил царь.
— В подобной ситуации у нас нет выбора: единственная возможность — напасть с суши, пробить брешь и ворваться в город, чтобы овладеть портом. И тогда персидский флот будет совершенно вытеснен из Эгейского моря.
— Совершенно верно. Таким образом, мы и должны действовать. Ты, Пердикка, завтра утром отправляйся в Минд и займи его. Потом, когда в порт войдет флот, выгрузи с кораблей осадные машины, собери их, и пусть выдвигаются к Галикарнасу с запада. Там мы будем ждать тебя и приготовим площадки для установки штурмовых башен и таранов.
— Хорошо, — кивнул Пердикка. — Если у тебя нет других приказаний, пойду отдам распоряжения моим людям.
— Иди, но, прежде чем выступить, зайди ко мне. А что касается вас, — добавил царь, оборачиваясь к остальным, — пусть каждый займет свою позицию, когда увидим стену, то есть завтра вечером. Пока же возвращайтесь к своим войскам, а после ужина, если сможете, немного поспите: нас ждет тяжелый день.
Совет закончился, и Александр остался в одиночестве прогуливаться по берегу моря. Солнце спускалось все ниже, воспламеняя волны, в то время как множество островов, больших и маленьких, постепенно погружались в тень.
В этот вечерний час, видя перед собой тяжелые испытания, Александр ощутил пронзительную печаль и вспомнил годы детства, когда все было сном и сказкой, а будущее представлялось постоянной скачкой на крылатом коне.
Ему подумалось о сестре Клеопатре, которая, возможно, уже осталась одна в нависшем над морем Бутроте. Он обещал думать о ней каждый день перед наступлением ночи, и сейчас Александру поверилось, что она услышит его, что теплый ветерок коснется ее щек легким поцелуем. Клеопатра…
Когда он вернулся в свой шатер, Лептина уже зажгла лампы и накрыла стол.
— Я не знала, пригласил ли ты кого-то на ужин, и потому накрыла тебе одному.
— Ты правильно сделала. Я не очень голоден.
Он сел, и ему подали есть. Перитас улегся под столом в ожидании объедков. Снаружи лагерь кипел гомоном, обычно сопровождавшим час ужина и предшествующим ночному спокойствию и тишине первой стражи.
Вошел Евмен с пакетом в руке.
— Письмо, — объявил он, протягивая свиток. — От твоей сестры, царицы Эпира Клеопатры.
— Как странно… Совсем недавно, гуляя по морскому берегу, я думал о ней.
— Скучаешь по ней? — спросил Евмен.
— Очень. Мне недостает ее улыбки, света в ее глазах, звука ее голоса, тепла ее любви.
— Пердикке ее недостает еще больше: он бы дал отрубить одну руку за возможность другой обнять ее… Ну, я пошел.
— Нет, останься. Выпей глоток вина.
Евмен налил себе и сел на табурет, а Александр вскрыл письмо и начал читать:
Клеопатра своему любимейшему брату: здравствуй!
Не могу себе представить, где тебя найдет это мое послание — в боевом ли лагере, или на досуге во время передышки, или во время осады какой-нибудь крепости. Прошу тебя, мой обожаемый брат, не подвергай себя попусту опасности.
Все мы знаем о твоем походе и гордимся им. Мой муж даже почти ревнует. Он топает ногами и ждет не дождется, когда отправится в путь, дабы сравниться с тобою в славе. Мне же, наоборот, хочется, чтобы он никогда не уезжал, так как я боюсь одиночества. Так хорошо, когда он рядом, в этом дворце у моря. На закате мы поднимаемся на башню и смотрим, как солнце опускается в волны, пока совсем не стемнеет и на небе не взойдет вечерняя звезда.
Я бы так хотела написать стихи, но когда читаю сборник стихов Сафо и Носсиды, который подарила мне на прощание мама, чтобы поддержать меня в моей новой жизни, то чувствую себя неспособной на подобное.
Однако я занимаюсь пением и музыкой. Александр подарил мне служанку, она чудесно играет на флейте и кифаре и учит меня с большим прилежанием и терпением. Каждый день я приношу жертвы богам, чтобы они тебя оберегали.
Когда я снова тебя увижу? Желаю тебе доброго здоровья.
Александр свернул письмо и опустил голову.
— Плохие новости? — спросил Евмен.
— О нет. Просто моя сестра напоминает мне тех птичек, которых слишком рано забрали из гнезда: каждое мгновение она вспоминает, что еще маленькая, и тоскует по дому и родителям, которых больше нет.
Перитас заскулил и уткнулся мордой хозяину в колени, прося приласкать.
— Пердикка уже отбыл, — снова заговорил секретарь. — Завтра утром он будет в Минде и займет порт для флота. Все остальные друзья рядом со своими солдатами, кроме Леонната, который уложил к себе в постель сразу двух девиц. Каллисфен в своем шатре сосредоточенно что-то пишет, да и не он один.
— Не один?
— Да. Птолемей тоже ведет дневник, что-то вроде мемуаров. И я слышал, Неарх тоже. Не знаю, как он умудряется делать это на корабле, который постоянно раскачивается. Пока мы пересекали Проливы, меня дважды стошнило.
