— Не хочу их видеть, — заявил Александр. — Я им не верю.
— Но ты должен решить политическое устройство очень значительного города, — заметил Парменион.
— Ты мог бы ввести здесь демократическую систему, как в Эфесе, — вмешался Каллисфен.
— Ну да, конечно! — усмехнулся Птолемей. — Это бы понравилось твоему дяде Аристотелю, верно?
— Ну и что? — раздраженно возразил Каллисфен. — Демократия — самая справедливая и уравновешенная система для управления городом, дающая самые надежные гарантии, что…
Птолемей не дал ему закончить фразу:
— Эти, однако, заставили нас покорячиться. Под стенами Галикарнаса мы потеряли больше людей, чем в битве на Гранике. Будь моя воля…
— Птолемей прав! — крикнул Леоннат. — Им пора понять, кто теперь командует, а кто платит за все доставленные неприятности.
Дискуссия, несомненно, перешла бы в потасовку, но тут Евмен расслышал за дверью какое-то движение и выглянул, а затем подошел к Александру и что-то шепнул ему на ухо. Царь улыбнулся и встал.
— Печенье кого-нибудь интересует? — спросил он громко. Это предложение заткнуло всем рты, и спорщики переглянулись.
— Ты шутишь? — проговорил Леоннат, нарушив тишину. — Я бы сейчас съел четверть быка, не то что печенья. Но хотел бы я знать, кому в голову пришла мысль в этот час принести печенья и…
Тут дверь отворилась и появилась пышно наряженная царица Ада, приемная мать Александра; за ней следовала свита из поваров с вазами, доверху наполненными душистой выпечкой. У Леонната отвисла челюсть, а Евмен взял одно печенье и засунул ему в разинутый рот:
— Ешь и молчи!
— Как твое здоровье, матушка? — спросил Александр, встав и выйдя ей навстречу. — Принесите царице кресло, быстро! Но какой сюрприз! — продолжил он. — Никак не ожидал увидеть тебя в такой момент.
— Я подумала, что после всех этих неимоверных усилий тебе захочется попробовать моей выпечки, — полушутя-полусерьезно ответила она. — А, кроме того, я приехала проследить, чтобы ты не причинял слишком много вреда моему городу.
Царь взял печенье и захрустел.
— Твоя выпечка превосходна, матушка. В последний раз я был не прав, отказавшись от нее. Что касается твоего города, мы как раз обсуждали, что с ним делать, но, как только ты появилась, мне пришла в голову правильная мысль.
— И какая же? — спросила Ада.
Каллисфен тоже собирался задать этот вопрос, но не успел издать ни звука.
— Назначить тебя сатрапом Карий вместо Оронтобата и наделить полной властью в том числе и над Галикарнасом и его окрестностями. А мои полководцы позаботятся о том, чтобы тебе повиновались.
Каллисфен покачал головой, словно говоря: «глупости». Но царицу взволновали эти слова.
— Сын мой, даже не знаю, как…
— А я знаю, — прервал ее Александр. — Я знаю, что ты будешь превосходной правительницей и я смогу полностью тебе довериться.
Он усадил ее на свое место и обратился к Евмену:
— Теперь можешь впустить делегацию от города. Им следует узнать, в чьей власти они окажутся с завтрашнего дня.
* * *
Прочесывание города в поисках вооруженных людей еще продолжалось, когда объявили о прибытии Апеллеса. Великий мастер поспешил выразить почтение молодому царю:
— Государь, полагаю, настал момент изобразить тебя так, как ты того заслуживаешь, то есть с атрибутами бога.
Александр с трудом подавил улыбку.
— Ты полагаешь?
— У меня нет ни малейшего сомнения. Более того, будучи уверен, что ты выйдешь победителем, я уже приготовил модель, которую позволю себе представить. Естественно, на самом деле картина будет не такая, а займет большой щит, десять на двадцать футов.
— Десять на двадцать футов? — переспросил Леоннат, которому показалось пустым транжирством использовать столько лесоматериала и краски на такого не слишком высокого молодого человека, как Александр.
Апеллес наградил его презрительным взглядом. В его глазах Леоннат был всего лишь невежественным варваром, и это впечатление усиливали рыжие волосы и конопатость юноши.
Художник снова повернулся к Александру:
— Государь, мое предложение определенно не лишено смысла: твои азиатские подданные привыкли, чтобы ими правили высшие существа, монархи, подобные богам. И потому я подумал изобразить тебя с атрибутами Зевса: с орлом у ног и молнией в деснице.
— Апеллес прав, — заметил Евмен, который подошел вместе с Леоннатом и теперь рассматривал принесенную художником модель. — Азиаты традиционно считают своих монархов высшими существами. И будет правильно, если они увидят тебя в таком образе.
— Во сколько же мне обойдется обожествление? — спросил Александр.
Художник пожал плечами:
— Думаю, что двух талантов…
— Два таланта? Но, друг мой, на два таланта я куплю для моих парней хлеба, маслин и соленой рыбы на целый месяц.
— Государь, мне кажется, что великий монарх не должен принимать во внимание такие соображения.
— Великий монарх — не должен, — вмешался Евмен, — но его секретарь — должен, ведь если провианта не будет хватать или он будет плохого качества, солдаты все свалят на меня.
Александр внимательно посмотрел на Апеллеса, потом на Евмена, потом на макет и, наконец, снова на Апеллеса.
— Должен признать…
— Разве она не красива? Представь ее во всем величии, в ярких красках, в твоей руке ослепительная молния. Кто осмелится бросить вызов этому молодому богу?
Тут вошла Кампаспа. Она подошла прямо к Александру, обняла его и поцеловала в губы.
— Мой господин, — произнесла она, взглянув ему в глаза. Она стояла так близко, что он чувствовал, как ее затвердевшие соски бьются о его грудь, точно головки таранов осадной машины о городскую стену. Ее взгляд выражал полную, ничем не сдерживаемую готовность.
— Моя сладчайшая подруга…— ответил Александр, не проявляя особенных чувств. — Я всегда рад тебя видеть.
— Эту радость ты можешь доставить себе в любой момент, — шепнула она ему на ухо и воспользовалась случаем ласково коснуться его щеки влажным кончиком языка.
Чтобы выйти из неловкого положения, царь снова повернулся к Апеллесу:
— Я должен еще немного подумать. Все-таки цена немалая. Как бы то ни было, я жду вас обоих к ужину.
Парочка вышла, столкнувшись в дверях с Птолемеем, Филотом, Пердиккой и Селевком, которые пришли узнать о намерениях Александра.
Царь усадил их вокруг стола, на котором была расстелена карта.
— Вот мой план: машины разобрать и на телегах перевезти в Траллы, к Пармениону, который отправится в глубь материка, чтобы обеспечить покорность всех земель в долине Меандра и Герма. Машины ему пригодятся, если какой-нибудь город решит оказать сопротивление.
