— Входи, — приветствовал его Александр. — Я знаю, что ты хотел поговорить со мной. Кто ты?
— Меня зовут Сисин, и я пришел от Пармениона.
Александр посмотрел в его черные бегающие глаза.
— Я никогда тебя не видел, — проговорил он. — Если тебя послал Парменион, у тебя должно быть письмо с его печатью.
— У меня нет никакого письма: это было бы слишком опасно, попади я в руки врагов. У меня приказ передать тебе на словах то, что мне было сказано.
— Ну, говори.
— С Парменионом находится один твой родственник, командующий конницей.
— Это мой двоюродный брат Аминта. Он отличный боец, потому я и поручил ему возглавить фессалийскую конницу.
— И ты доверяешь ему?
— Когда убили моего отца, он без колебаний встал на мою сторону и с тех пор хранит мне верность.
— Ты уверен в этом? — настаивал пришелец. Александр начал терять терпение.
— Если у тебя есть что сообщить мне, говори, вместо того чтобы задавать вопросы.
— Парменион перехватил персидского гонца с письмом Великого Царя к твоему двоюродному брату.
— Можно увидеть это письмо? — спросил Александр, протягивая руку.
Сисин с легкой улыбкой покачал головой:
— Оно представляет собой особо деликатный документ, и мы никак не могли рисковать его потерей в случае, если меня схватят. Я уполномочен Парменионом пересказать его содержание.
Александр сделал знак продолжать.
— В письме Великий Царь предлагает твоему двоюродному брату Аминте македонский трон и две тысячи талантов золота, если он тебя убьет.
Царь ничего не сказал. Он вспомнил слова Евмолпа из Сол об огромной сумме, посланной из Суз в Анатолию, но задумался также о подвигах своего двоюродного брата и о его верности. Александр ощутил, будто попал в сети, против которых отвага, сила и мужество бессильны; в такой ситуации его мать была в тысячу раз ловчее его. А сейчас от него требовалось немедленное решение.
— Если это неправда, я велю разорвать тебя на куски и брошу твои кости собакам, — пригрозил царь.
Дремавший в углу Перитас поднял голову и облизнулся, показав розовый язык; пса как будто заинтересовал неожиданный поворот беседы. Но Сисин не проявил ни малейшей тревоги:
— Если бы я лгал, тебе не составило бы труда выяснить это при встрече с Парменионом.
— Но какие у вас есть доказательства того, что мой двоюродный брат намеревается принять предложение Великого Царя?
— Теоретически — никаких. Но подумай, государь: разве царь Дарий сделал бы подобное предложение, рискнул бы такой суммой, если бы не видел вероятности успеха? А ты знаешь хоть одного человека, способного противостоять соблазну власти и богатства? Я бы на твоем месте не стал рисковать. С такими деньгами твой двоюродный брат мог бы оплатить тысячу убийц. Он будет в состоянии нанять целое войско.
— И что ты посоветуешь мне?
— Да упасут меня боги от советов. Я верный слуга, проделавший путь через заснеженные горы, страдая от голода и холода, неоднократно рискуя жизнью на территории, все еще находящейся в руках солдат и шпионов Великого Царя.
Александр ничего не ответил, но понял, что теперь хочешь не хочешь, а придется принять какое-то решение. Сисин воспринял это молчание наиболее логичным образом.
— Парменион приказал мне вернуться как можно скорее с твоими распоряжениями. И они тоже не должны быть письменными: мне надлежит передать их устно. Военачальник оказал мне честь своим полным доверием.
Александр отвернулся, боясь, что египтянин прочтет его мысли по выражению лица. Потом, все обдумав и взвесив, сказал так:
— Передай Пармениону следующее:
Я получил твое послание и благодарю тебя за раскрытие заговора, который мог бы нанести огромный ущерб нашему предприятию или даже привести к моей смерти.
Однако насколько мне донесли, у нас нет никаких доказательств того, что мой двоюродный брат намеревался принять деньги и это предложение.
Поэтому прошу тебя взять его под арест до моего прибытия, пока я сам лично не допрошу его. Но хочу, чтобы с ним обращались в соответствии с его рангом и званием. Надеюсь, что ты пребываешь в добром здравии. Береги себя.
— Повтори, — велел Александр.
Глядя прямо ему в глаза, Сисин повторил послание слово в слово, без остановки и без запинки.
— Прекрасно, — сказал царь, скрыв удивление. — А теперь иди подкрепись. Я дам тебе переночевать и отдохнуть, а когда почувствуешь себя готовым, отправляйся.
— Я попрошу лишь суму с едой и бурдюк с водой и отправлюсь немедленно.
— Погоди.
Сисин, уже поклонившийся на прощанье, выпрямился:
— Приказывай.
— Сколько дней тебе понадобилось, чтобы добраться сюда от позиций Пармениона?
— Одиннадцать, верхом на муле.
— Передай Пармениону, что не позднее чем через пять дней я выступаю отсюда и к тому времени, когда ты прибудешь от меня, я подойду к Гордию.
— Хочешь, чтобы я повторил и это послание?
Александр покачал головой:
— Не стоит. Благодарю тебя за сведения, что ты принес. Я прикажу Евмену выдать тебе награду.
Сисин вытянул перед собой руки ладонями вперед:
— Моя награда — вклад в охрану твоей персоны, государь. Другой мне не нужно.
Он бросил на царя последний взгляд, который мог означать что угодно, потом почтительно поклонился и вышел. Александр упал на табурет и закрыл лицо руками.
Долго он сидел неподвижно, переносясь мыслями в те дни, когда мальчиком в Пелле играл со своими товарищами и родственниками в мяч и в прятки, и сейчас ему хотелось кричать и плакать.
Неслышными шагами сзади подошла Лептина, положила руки ему на плечи и чуть слышно спросила:
— Плохие новости, мой господин?
— Да, — не оборачиваясь, ответил Александр. Лептина прижалась щекой к его спине.
— Мне удалось найти дров и нагреть воды. Не хочешь принять ванну?
Кивнув, царь пошел вслед за девушкой в огороженный угол шатра, где дымилась ванна с водой, и дал себя раздеть. Горела лампа, давно уже наступил вечер.
ГЛАВА 37
С помощью Аристандра Евмену вскоре удалось заключить договор с живущим поблизости народом — селгами, лютыми врагами телмессцев, хотя они говорили на том же языке и почитали те же божества. Он оставил им денег, от имени Александра присвоил их вождю звучный титул «наследственного верховного самодержца Писидии», и они ту же заняли позиции вокруг города, приготовившись к осаде.
— Я говорил тебе, что Телмесс будет в твоей власти, — напомнил царю Аристандр, по-своему объясняя ситуацию.
