— «Бараньи мозги»! Слышал ли кто более дурацкий пароль?
— Это его излюбленное блюдо, — развел руками Черный.
— Как я уже говорил, — снова заговорил Парменион, — похоже, Великий Царь выступил со всем своим войском в направлении Тапсакского брода.
— Тапсакского брода…— повторил царь. — Стало быть, как я и представлял, Дарий пытается преградить мне путь к Сирийским воротам.
— Полагаю, ты прав, — согласился Черный.
— И сколько их? — спросил Александр.
— Тьма, — ответил Парменион.
— Сколько? — нетерпеливо повторил царь.
— Около полумиллиона, если сведения точны.
— Один к десяти. И правда, тьма.
— Что думаешь делать?
— Идти навстречу. У нас нет выбора. Готовьтесь к выступлению.
Оба военачальника отсалютовали и направились к выходу, но Александр задержал Пармениона.
— В чем дело, государь? — спросил тот.
— Нам тоже нужно установить пароль для обмена устными донесениями, тебе не кажется?
Парменион потупился:
— У меня не было выбора, когда я посылал к тебе Сисина: мы не предвидели подобной возможности, когда расставались.
— Верно, но теперь пароль необходим. В будущем снова может возникнуть ситуация такого рода.
Парменион улыбнулся.
— Чему ты улыбаешься?
— Мне пришла на ум считалочка, которую ты распевал в детстве. Тебя научила ей старая Артемизия, кормилица твоей матери, помнишь?
Старый солдат на войну торопился,
А сам-то на землю, на землю свалился!
А потом ты падал на пол.
— Почему бы и нет? — согласился Александр. — Наверняка никто не заподозрит, что это пароль.
— И нам не нужно его заучивать. Ну, я пошел.
— Парменион, — снова задержал его Александр.
— Да, государь?
— Чем занят Аминта?
— Своими обязанностями.
— Хорошо. Но продолжай присматривать за ним так, чтобы он не заметил. И постарайся узнать, действительно ли Мемнон умер. И отчего.
— Сделаю все возможное, государь. Гонец от Евмолпа из Сол еще в лагере; я передам ему, чтобы разузнал.
На следующий день гонец отбыл, и войско собралось на рассвете свернуть шатры. Все было подготовлено заранее: животные навьючены, повозки нагружены провизией и оружием, намечены места привалов на шесть дней перехода до Киликийских ворот — ущелья в Таврских горах, такого узкого, что там не могли проехать рядом два всадника.
В тот же самый вечер один солдат из числа тех, что пришли с подкреплением, явился в шатер к Каллисфену, чтобы вручить пакет. Историк, собиравшийся записать последние события, встал и наградил его, а потом, как только тот ушел, вскрыл пакет и увидел не представляющий никакого интереса текст: какой-то трактатец о пчеловодстве, которого он никогда не заказывал. Это было зашифрованное послание. В тайном тексте говорилось:
Я послал Теофрасту средство, чтобы он вручил его врачу на Лесбосе, но погода плохая, и корабль вряд ли отправится в ближайшие дни. Уверенности нет ни в чем, как и в результате.
Далее следовал открытый текст:
Аристотель своему племяннику: здравствуй! Мне встретился один человек, знавший Павсания, убийцу царя Филиппа, и теперь я вряд ли могу поверить в историю, которую рассказывали о нем и его отношениях с монархом, поскольку мало что в ней представляется правдоподобным. Я разыскал одного из оставшихся в живых участников событий и встретился с ним на постоялом дворе в Берое. Этот человек держался очень настороженно и все отрицал, как я ни пытался его успокоить. Я ничего не мог поделать. Единственное, что мне удалось (путем подкупа одной рабыни), — это выяснить, кто же он такой на самом деле. Теперь я знаю, что у него есть молодая дочь, в которой он души не чает и которую прячет среди девственниц храма Артемиды у границы с Фракией.
Я должен уехать в Афины, но продолжу свои изыскания и буду держать тебя в курсе. Береги здоровье.
Каллисфен положил документы в маленький окованный сундучок и лег спать, чтобы на рассвете быть готовым к отбытию.
Еще затемно его разбудили Евмен и Птолемей.
— Слышал новость? — спросил Евмен.
— Какую? — продирая глаза, спросил Каллисфен.
— Похоже, Мемнон умер. От внезапной болезни.
— И неизлечимой, — добавил Птолемей. Каллисфен сел на край кровати и подлил масла в гаснущую лампу.
— Умер? Когда?
— Известие принес один из новичков. Прикинув время на путь к нам, можно сказать, что это могло случиться полмесяца — месяц назад. Все вышло так, как мы и рассчитывали.
Каллисфен вспомнил дату на письме своего дяди и, тоже быстро прикинув в уме, сделал определенный вывод. Конечно, невозможно утверждать наверняка, что смерть наступила неслучайно, но и исключать этого тоже нельзя.
— Тем лучше, — только и ответил он, а потом оделся, позвал рабыню и велел ей: — Приготовь чего-нибудь горячего царскому секретарю и военачальнику Птолемею.
ГЛАВА 46
— Бараньи мозги, — объявил повар-перс, ставя на стол перед Евмолпом из Сол блюдо с румяными лепешками. Под черными, как вороново крыло, усами он в приветливой улыбке открыл все свои тридцать два белоснежных зуба.
Развалившийся на ложе напротив правитель Сирии сатрап Ариобарзан улыбнулся еще приветливее:
— Не это ли твое любимое блюдо?
— О да, конечно, свет ариев и непобедимый полководец. Да уготовит тебе будущее честь надеть жесткую тиару, если когда-нибудь — да не будет на то воля Ахура-Мазды! — Великий Царь поднимется на башню молчания, чтобы присоединиться к своим славным предкам.
— Великий Царь наслаждается превосходным здоровьем, — возразил Ариобарзан. — Но прошу тебя, угощайся. Как тебе эти бараньи мозги?
— Ммм!.. — промычал Евмолп, вытаращив глаза, чтобы изобразить невыразимое наслаждение.
— Ведь это же и слова твоего пароля, когда ты посылаешь сообщения нашим врагам, не так ли? — спросил Ариобарзан все с такой же ослепительной, ничуть не потускневшей улыбкой.
Евмолп закашлялся от полезшего обратно куска.
— Глоток воды? — заботливо предложил повар, наливая из серебряного кувшина, но Евмолп, побагровев, сделал рукой знак: нет, не надо.
Придя в себя, он принял свой обычный невозмутимый вид и посмотрел на сатрапа с самой заискивающей улыбкой:
— Я не понял этой милой шутки.
— Это вовсе не шутка, — любезно объяснил сатрап, оторвав от жареного на вертеле дрозда крыло и обгрызая его передними зубами. — Это чистая правда.
