«Ты не умрешь, Александрос…»
Он вышел на площадку наверху лестницы и, вдохнув сухой душистый ветер плоскогорья, ощутил, как его заполняет этот ярчайший свет. Опустив глаза, чтобы сойти, он увидел Аристандра, как будто ожидавшего его.
— Как ты здесь оказался, ясновидец? — спросил царь.
— Мне послышался голос.
— И мне тоже — голос моей матери.
— Будь бдителен, Александрос, помни случай с Ахиллом, — предостерег его Аристандр и удалился; ветер развевал его плащ, как знамя.
На следующий день они пересекли территорию одного племени, признававшего власть Великого Царя, и покорили его, но чуть дальше, поднимаясь все выше к Мидийскому нагорью, Александр получил донесение от Евмолпа из Сол:
Царь Дарий находится в Экбатанах, где пытается набрать войско из скифов и кадусиев, используя сокровища царского дворца. Свой гарем он отослал на восток через Каспийские ворота. Важно, чтобы ты как можно скорее подошел к городу, иначе тебе придется выдержать тяжелый бой с неизвестным исходом: скифы и кадусии — неутомимые наездники и довольно опасны. Они не атакуют в лоб, а совершают набеги и тут же обращаются в бегство, лишая противника ориентации и изнуряя его постоянными наскоками. Помни, что еще Кир и Дарий Великий потерпели поражение от скифов.
Прочитав донесение, Александр решил выступить немедленно с конницей и пехотой, выстроив войска в боевые порядки, а охрану обозов и сокровищ доверить Пармениону, в распоряжении которого оставил всего три отряда педзетеров и один — легкой пехоты из фракийцев и трибаллов. Оставалась всего одна не захваченная столица Царя Царей, последняя.
Войско начало форсированным маршем взбираться на горы, по мере возможности двигаясь по долинам и вдоль рек, где идти легче. Пейзаж делался все живописнее из-за буйных красок базальтово-черных горных склонов и заснеженных вершин, сверкавших сапфирами в солнечных лучах. Внизу раскинулась золотисто-рыжая пустыня, на которой зелеными островками выделялись оазисы с земледельческими и пастушьими поселениями. По краям долины, у родников и ручьев с чистейшей водой, стояли деревни, и во время прохождения войска жители выходили из домов и шалашей — посмотреть на этих чужаков, что ездили верхом без штанов и носили странные головные уборы с широкими полями.
Время от времени показывались одинокие каменные башни с ведущими наверх лестницами — башни молчания, где обитатели этих земель оставляли своих умерших, чтобы те растворились в природе, не оскверняя ни земли, ни огня. И Александру снова вспомнилась Барсина, оставленная на грубом возвышении в неприветливой пустыне у Гавгамел, и юный Фраат, вернувшийся в Памфилию со своим дедом — единственным оставшимся у него родственником. Какие мысли одолевают теперь мальчика? Мечты? Желание отомстить? Или просто печаль сироты?
Пролетели десять дней похода по все более тесным долинам, и, наконец, показались великолепные Экбатаны в окружении короны заснеженных гор и зеленой долины. Верхний край стены и крепостные зубцы, украшенные синими изразцами и золочеными листами, сверкали, как тиара на голове царицы. Чистым золотом сияли шпили дворцов и храмов. Александру вспомнилось, как в Пелле персидский гость описывал это чудо. Для него самого, едва вышедшего из детского возраста, тогда это казалось сказкой; мальчик Александр смотрел в черные, глубокие глаза собеседника, на его черную завитую бороду, церемониальный меч с толстой позолотой, и этот человек казался ему посланником сказочной страны. И вот этот легендарный город у него перед глазами.
Рядом ехал Оксатр, сын Мазея, сатрапа Вавилонии, двоюродный брат Великого Царя по материнской линии, честолюбивый юноша, горевший желанием отличиться на глазах у нового господина. Он пришпорил коня и, подскакав к стене, обменялся со стражей несколькими словами. Потом вернулся к Александру и обратился к нему на своем ломаном, но уже более-менее понятном греческом:
— Великий Царь Дарий — нет. Он не сражается, он убегает с сокровищем и войском.
— В какую сторону?
— Туда, — ответил юноша, указывая на север. — Сатрап сдается.
Александр кивнул, что понял, и дал знак войску подойти к городским воротам, которые как раз в это время уже открывались. Все двинулись в полном порядке; была восстановлена железная дисциплина, и за малейшее нарушение наказывали плетьми, если не чем-нибудь похуже.
Парменион со своими войсками и караваном прибыл через два дня, к вечеру. Ему потребовалось пять суток, чтобы войти, разгрузить и вывести с другой стороны двадцать тысяч голов вьючного и тяглового скота, привезшего на себе сто двадцать тысяч талантов царских сокровищ, в среднем по шесть талантов на каждое животное. Этот груз значительно замедлил переход.
Когда операция завершилась и войско расположилось лагерем за городскими стенами, Александр пригласил старого военачальника на ужин. Ужин был очень легким, если не сказать скудным, и совсем не подавали вина, а только воду.
«Раскаяние за излишества в Персеполе», — подумал Парменион, откусывая испеченный в золе персидский хлеб.
— Что ты расскажешь о моем двоюродном брате, царевиче Аминте? — начал Александр. — Я спрашиваю, можно ли ему доверять или же следует по-прежнему держать его под надзором?
— В царских архивах ничего не выплыло?
— Чтобы разобраться в царских архивах, потребуются месяцы, если не годы. А пока, насколько я знаю, Евмен не нашел ничего относящегося к убийству моего отца или возможной связи Аминты с Дарием. Во всяком случае, я думаю, нам следует быть осмотрительными и продолжить надзор.
Александр отпил воды и, чуть помолчав, сменил тему разговора:
— Мне жаль, что между нами возникали разногласия…
— Я привык говорить то, что думаю, государь, как и при твоем отце.
— Знаю. Но теперь послушай меня. — Между тем повар разносил овощи, зелень и чашки с кислым молоком. — Я буду преследовать Дария, пока не догоню и не навяжу ему последний бой. После этого вся держава будет всецело принадлежать нам. Чтобы сделать это, мне нужен здесь, в Экбатане, кто-то, кто будет защищать мой тыл, и обеспечивать связь с Македонией, снабжение, посылку подкреплений и все такое, а, кроме того, позаботился о царских сокровищах. Такой человек — ты, Парменион; только тебе я могу довериться. Что касается повседневного администрирования, я возложу его на Гарпала. Это смышленый парень, и Евмен его ценит. Ну, что скажешь?
— Понятно. Я слишком стар, и ты больше не хочешь идти со мной в бой, а отсылаешь на покой, и…
— Конечно, ты стар, — ответил Александр со странной улыбкой, а потом выкрикнул: — Конечно, ты стар — учитывая, что сегодня тебе исполняется семьдесят!
При этих словах оглушительный хор позади шатра запел:
Старый солдат на войну торопился,
А сам-то на землю, на землю свалился!
Тут ввалились все товарищи Александра, Филот, Евмен и его помощник Гарпал, волоча с собой кур, гусей, жареного теленка, огромный кратер с вином, вертел с куропатками и два — с фазанами и множество всевозможной снеди. По такому случаю пригласили и второго сына Пармениона — Никанора.
