Она снова вернулась к столу и начала изучать то, что на нем лежало, осторожно все перекладывая, возвращая в прежний беспорядок, до тех пор, пока не наткнулась на блокноте записанной в нем библиографической аннотацией: «Периклис Арватис. „Гипотеза о некромантическом ритуале в одиннадцатой песни „Одиссеи““». Она взяла блокнот и просмотрела: Мишель составил нечто вроде тезисного плана, схематического изложения работы.
Она принялась читать: автор утверждал, будто ритуал призвания мертвых, описанный в одиннадцатой песни «Одиссеи», в действительности использовался в Некромантионе Эфиры уже в микенскую эпоху, и, стало быть, действие, разворачивающееся в «Одиссее» на берегах Океана, в реальности имело место в Эпире, в устье Ахерона. «Область киммерийян», о которой говорит поэт, располагалась на мысе Киммерий, в миле от Эфиры.
В стороне Мишель сделал кое-какие записи, озаглавив их «ПророчествоТиресия»: «Три животных, которых Одиссей должен будет принести в жертву, — бык, вепрь и баран, — возможно, указание на астрологические знаки. Одна и та же зодиакальная ось, с центром в Сиве, в Египте, соединяет вход в Аид на мысе Тенар (пещеры Диру) и в Эфире, она проходит через три больших святилища, связанных со знаками Зодиака. (Nota bene: вепрь, или кабан, — символ воды, идентифицируемый со знаком Рыб и связанный со святилищем Зевса в Додоне.) Остров Керкира тоже входит в знак Рыб.
Nota: Гипотеза Арватиса о зодиакальных осях, объединяющих все главные святилища древнего Средиземноморья, не совсем оригинальна, и однако ее редко принимают во внимание ученые, поскольку нет четких доказательств касательно того, до какой степени точно древние умели высчитывать широту и долготу и тем более чертить локсодромии между столь отдаленными точками (как Сива и Эфира, или Додона)».
Мирей переписала конспект, страницу за страницей, а потом скопировала рисунок, названный Мишелем «осью Арватиса». Намереваясь положить записи туда, где их нашла, она обнаружила — на обратной стороне есть еще пара страниц.
В первой говорилось: «Проблема: в какой бы части Средиземноморья мифология ни размещала отплытие корабля Одиссея, смерть одного из его спутников или присутствие какого-либо другого гомеровского героя (Диомед в Пулье, Тевкр на Кипре, Антенор в Венето, Эней в Лациуме), там возникает культ Одиссея — еще в древние времена строятся святилища, возводятся статуи и т. д. Оказывается, на Итаке, родине Одиссея, никогда не существовало культа этого героя. Почему? Nemo propheta in patria sua?
[28]
Нет, слишком банально. Здесь должна крыться гораздо более глубокая причина. Но какая?»
На втором заглавными буквами значилось слово «КЕЛКЕЯ», а ниже: «См. Гомер, XI, 112. Келкея (у других авторов она известна под названием „Бунима“) — быть может, все, что осталось от утраченной поэмы… продолжения „Одиссеи“? Келкея — то место, где Одиссей должен был окончить свои приключения навсегда, принеся в жертву быка, вепря и барана. Где находится Келкея?»
Внизу страницы — еще одна пометка: «Искать издателя Арватиса, на улице Дионисиу, 17, в Афинах… Где мне взять сил, чтобы снова увидеть Афины?»
Мирей допоздна копировала записи, читала, отдаваясь мыслям, которые рождали в ее голове эти нервные, разрозненные заметки. Потом она наконец разделась и легла в постель Мишеля. Она вспомнила, как они в последний раз занимались любовью на этой постели, представила себе нежное тело Мишеля, его длинные ноги, плоский мускулистый живот, черные ресницы, глаза, всегда влажные и темные, как у чистокровного жеребца. И сейчас она желала его, страстно.
17
Афины, аэропорт Глифада
2 ноября, 10.30
Мирей вышла из самолета в аэропорту Глифада в облачный день и велела немедленно отвезти ее в гостиницу — маленький жилой комплекс в районе Запион. Дома она оставила на автоответчике послание, на случай если позвонит Мишель: ей не хотелось, чтоб он узнал, что она в Греции. Не сейчас. Она хотела разобраться в слишком многих вещах, которые Мишель, похоже, скрывал от нее.
Едва добравшись до своего номера, она приняла душ, чтобы смыть с себя неприятное ощущение испарины, возникшее у нее в душном афинском воздухе, а потом легла на кровать, накрывшись халатом, и достала из сумки листы с копиями бумаг Мишеля, найденных в его кабинете на рю Орфевр. Больше всего ее заинтересовала следующая заметка: «Искать издателя Арватиса, на улице Дионисиу, 17, в Афинах… Где мне взять сил, чтобы снова увидеть Афины?» Казалось, в этих словах скрыта память о печальных событиях, которые он стремился забыть. Она взяла карту города и стала искать улицу Дионисиу — ею оказался маленький переулок в центре, недалеко от старого города… Но зачем искать издателя… Не лучше ли сначала найти автора?
В телефонном справочнике она стала искать имя Периклиса Арватиса, но его там не обнаружилось. Тогда она решила обратиться в адресный стол. Одевшись весьма элегантно, она села в такси и попросила отвезти себя в здание муниципалитета. Там ей указали, как пройти в адресный стол: он находился в подвальном помещении. Служащий обладал необычной внешностью: ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти, низкого роста, одетый в безупречный светлый костюм, с гвоздикой в петлице. Он сидел за столиком, курил изящную овальную «Македонию» и маленькими глотками пил турецкий кофе. Мирей выдала ему первое, что пришло в голову:
— Я работала с профессором Арватисом несколько лет назад, и мне хотелось бы разыскать его, поскольку я потеряла адрес.
— Нужно посмотреть, живет ли он в Афинах… Если вы не нашли его имени в телефонном справочнике, вряд ли он здесь. Подождите… — Он отправился к одной из картотек и начал в ней копаться. — Ну вот, — произнес он через несколько минут, — «Арватис, Периклис, родился в Янине 4 апреля 1901 года, умер в Афинах 17 ноября 1973 года».
— Умер?
— К сожалению, да, сударыня. Профессор умер десять лет назад… Да, через пятнадцать дней исполнится ровно десять лет с того дня.
— Вы можете по крайней мере сообщить мне что-нибудь о его семейном положении? Вдруг кто-то из его семьи еще жив… Пожалуйста, для меня это очень важно. А еще, могу я получить какой-нибудь лист бумаги, чтобы сделать записи?
Видно было, что служащий готов броситься ради нее в огонь. Он взял лист гербовой бумаги с надписью «димос афинон»
[29]
и печатью в виде совы.
— Семейное положение тут не поможет: он был холост, жил один в квартале Неаполис. Мне жаль, сударыня.
Мирей хотела было предложить служащему вознаграждение за беспокойство, но тот вежливо отказался. Она уже уходила, когда в голову ей пришла еще одна мысль, последний возможный вопрос.
— Вы можете сделать для меня кое-что? — спросила она служащего с некоторой долей кокетства. Но в этом не было необходимости: всё вокруг ощущало на себе ореол ее женственности, даже железная мебель. Благородный служащий смотрел на нее с нескрываемым восхищением и готовностью удовлетворить любую ее просьбу.
