— Ну, мы никогда там подолгу не засиживались, но приходили не раз.
Тассос потерял много волос и отрастил живот, но память у него оставалась по-прежнему хорошей.
— Добро пожаловать, ребята! — сказал он, увидев их. — Как дела?
— Неплохо, Тассос, мы рады тебя видеть, — ответил Норман. — Мы хотели поужинать у тебя, прежде чем отправиться в гостиницу.
Они сели на улице, под навесом.
— Конечно! — проговорил Тассос, наливая вино и давая приказ официанту принести всего понемногу. — А вы уверены, что не хотите зайти внутрь? На улице уже довольно свежо.
— Нет, спасибо, — поблагодарил Мишель, — мы тепло одеты и весь день просидели в машине.
— Как угодно, — согласился хозяин и начал вспоминать времена их знакомства, когда они, еще студенты, бродили по горам Эпира в поисках древностей. — А ваш итальянский друг?
— К сожалению, Клаудио покинул нас. Он оказался замешан в событиях в Политехническом десять лет назад… Он умер, Тассос.
— Умер? — переспросил хозяин, и в голосе его прозвучала смесь удивления с недоверчивостью.
— Так нам сказали, — ответил Норман. — Быть может, тебе известно о его спасении?
Тассос налил себе стакан вина и произнес тост:
— За здоровье!
Остальные тоже подняли свои стаканы, грустно улыбаясь.
— Да, действительно жаль. Хорошо было бы выпить всем вместе, как в прежние времена. Вы говорите, он погиб в Политехническом?
— Не именно в ту ночь. Пару дней спустя. Мы прочли о его смерти в газетах, — сказал Норман.
По улице почти никто не проходил, заведение Тассоса стояло полупустым. Внезапно собака, сидевшая на цепи, залаяла, и сородичи из окрестных домов стали ей вторить, оглашая долину хрупким эхом. Хозяин пнул собаку, та завыла от боли, замолчала и свернулась клубком. Другие собаки тоже постепенно замолкли. Вдали неподвижное море блестело словно сланцевая плита, но в сером, холодном воздухе долины начинал угадываться легкий ветерок. Официант принес ужин, и Тассос налил себе еще один стакан.
— Не знаю, готов поклясться, что видел его в здешних краях, только вот не могу сказать, когда именно. Может быть, мне показалось… Через несколько дней будет годовщина бойни в Политехническом…
— Да, — проговорил Мишель. — А мне скоро нужно будет возвращаться в Гренобль. Вот-вот начнется учебный год.
— Ты знаком с Аристотелисом Малидисом? — спросил Норман.
— Со стариком Ари? А как же.
— И где он живет?
— У него квартирка в Парге, но думаю, он ее сдает. Он работает сторожем на раскопках в Эфире. Живет в сторожке и водит туда посетителей в туристический сезон.
Стало уже совсем темно, начинало холодать.
Норман и Мишель расплатились и отправились в гостиницу.
— Ты слышал, что сказал Тассос о Клаудио? — спросил Норман.
— Слышал… Я не могу пребывать в неопределенности, больше не могу.
10 ноября, 21.00
— Мишель, это Мирей. Наконец-то я тебя застала.
— Любовь моя, как приятно слышать твой голос. Я как раз сам собирался позвонить тебе сегодня вечером.
— Я решила сделать это сама, чтобы разговор состоялся наверняка.
— Где ты?
— Дома. Сенатор Ларош звонил несколько раз: говорит, ты пропал куда-то.
— Верно. Скажи ему, я очень занят исследованием исключительной важности и свяжусь с ним, как только смогу. Надеюсь, это его ненадолго успокоит.
— Когда ты вернешься?
— Думаю, скоро.
— Я хотела тебе кое-что сказать, но мне не нравится заниматься любовью по телефону. Я… нам с тобой прежде не случалось разлучаться так надолго. Я не могу понять, что за дело может быть настолько важным, чтобы так долго держать тебя вдали от меня.
— Я тоже страдаю. Живу с каким-то странным ощущением, которое не могу самому себе объяснить. Но, думаю, ты поймешь, когда я вернусь и обо всем расскажу тебе.
— Что сейчас происходит?
— Ничего. Ничего не происходит. Здесь все так странно неподвижно: птицы не поют и не летают, даже море неподвижно.
— Возвращайся ко мне. Сейчас же.
— Мирей… Мирей. Мне кажется, будто ты близко.
— Мне тоже кажется, что ты близко. И это еще хуже.
— Не говори так. Я должен закончить свое исследование.
— Мишель, скажи мне, что ты ищешь. Это важно. Я тоже начинаю кое-что понимать.
— Это трудно… трудно. Я ищу часть своей жизни, ищу потерянного друга, и не только…
— Кто этот друг?
— Его звали Клаудио.
— Итальянец. Ты ищешь его там?
— Кажется, его видели в здешних местах… У меня еще есть надежда…
— Я не дома. Я в Греции.
— Где? Где?
— Там, где могу найти ответы на свои вопросы. То, что ты ищешь, касается и меня тоже, ты забыл? Я тоже должна знать. Я твоя женщина.
— Мирей, прошу тебя, возвращайся домой.
— Почему?
— Потому что… ты не можешь последовать за мной по этой дороге. И здесь опасно!
— А твой друг Норман?
— Он участвовал в этом с самого начала. Он всегда имел к этому отношение. Возвращайся домой, Мирей, любовь моя, прошу тебя, пожалуйста.
— Глупый. А если б я оказалась в твоей постели, голая…
— Возвращайся домой. Прошу тебя. Я… я собираюсь задать вопрос оракулу мертвых и не знаю… каков будет ответ…
— Лучше я приеду к тебе и вытащу тебя из этой истории.
— Мирей, я хочу тебя, но я дошел до такого предела, откуда невозможно вернуться. Я чувствую: вот-вот что-то произойдет! Прошу тебя — уезжай.
— Я не хочу.
— Мирей, в моем прошлом есть пятно, и я должен его смыть. Один. Быть может, это окажется последним поступком в моей жизни. Это пятно вызывает у меня глубокую боль и стыд. И я имею право не делиться им.
Мирей оскорбленно молчала.
— Прости, — сказал Мишель. — Я не хотел обижать тебя. Когда я смогу все тебе объяснить, ты поймешь.
— Мишель, на улице Дионисиу, 17, происходят странные вещи. Думаю, я нашла издателя той работы Арватиса, которой ты интересуешься.
Мишель на время потерял дар речи от изумления.
— Но откуда ты знаешь…
— Я прочла кое-какие записи на твоем столе в Гренобле и пошла по одному хорошему следу здесь, в Афинах… Ты по-прежнему уверен, что не хочешь меня видеть?
— Мирей, ты играешь с огнем… Но если хочешь увидеться со мной, приезжай.
