Старик долго смотрел на него со смиренным сочувствием.
— Все мы отмечены судьбой, мальчик мой. Трудно ее избежать, когда приходит время.
— Ари, ради Бога, если Клаудио жив, устрой так, чтобы мы с ним поговорили, Боже… Устрой так, чтобы мы с ним поговорили…
Ари, погруженный в себя, казалось, прислушивался к далекой музыке.
— О, мальчик мой… Я не знаю, жив он или мертв, но уверен — нет больше языка, на котором ты мог бы с ним поговорить и который он бы воспринял… Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь?
Музыка теперь звучала еще более приглушенно, смешиваясь с шумом дождя, еще дальше, быть может, еще прекраснее и пронзительнее, иногда совсем умолкая и пропадая из-за порывов западного ветра.
— Ари, сделай, как я тебя прошу, ради Бога! Заклинаю тебя!
Ари перебирал между пальцев бусины комболои. Когда он снова заговорил, взгляд его сделался пристальным и проникновенным.
— Уезжай, сынок. Ради Бога, возвращайся домой и забудь обо всем. Уезжай подальше… подальше. У тебя еще есть время.
— Я не могу. Скажи, где его искать.
Старик поднял глаза к потолку, словно пытаясь избежать настойчивого взгляда Мишеля.
— Твой друг… Норман, его звали Норман, верно? Где он сейчас?
— Он здесь, в Эфире. Он тоже идет по следу.
Старик снова одарил его долгим, проникновенным взглядом, полным сочувствия.
— Мог бы получиться замечательный праздник, черт возьми, если б мы собрались все вместе, пили бы рецину и вспоминали о прежних временах…
Мишель схватил его за руки, подошел ближе, стал лицом к лицу, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Скажи мне… где… его искать. Скажи мне.
— Ты ищешь проход через границу между жизнью и смертью… Если ты действительно этого хочешь, быть может, у тебя есть шанс. На пристани в Чанаккале послезавтра, незадолго до полуночи… может быть, тебе удастся его увидеть.
Мишель просветлел:
— Значит, я не обманулся. Значит, он жив.
— Жив? Ох, сынок… есть такие места… такие времена… и даже люди, в отношении которых слова «жив» или «мертв» больше уже не имеют привычного смысла.
20
Афины, улица Дионисиу
10 ноября, 23.00
Мирей чувствовала себя опустошенной, бессильной и в какой-то мере виновной в произошедшем: вероятно, Караманлис приехал сюда благодаря ей. Как иначе объяснить такой оборот событий? Может быть, она наивно доверилась Золотасу, а может, за ней установили слежку… Пока она пыталась найти ответы на свои вопросы, за спиной у нее раздался негромкий треск и едва различимо заскулила собака.
Позади нее, на расстоянии нескольких метров, виднелся забор, по ту сторону можно было разглядеть наружную лестницу, ведущую к двери на втором этаже скромного вида здания. Сейчас из подъезда выходил человек, закутанный в темное пальто, в шляпе. Большая собака с темной шерстью радостно приветствовала его, виляя хвостом. Человек закрыл за собой дверь, после чего провел рукой по водосточной трубе над дверью и нагнулся погладить собаку, увивавшуюся у его ног. Он спустился по лестнице и на какое-то время пропал из виду, но Мирей продолжала слышать, как он вполголоса разговаривает с собакой, а собака поскуливает в ответ на теплые слова хозяина.
Через минуту открылась дверь со двора на улицу, незнакомец вышел из нее и двинулся в противоположном направлении. Мирей, спрятавшись за выступом стены, наблюдала затем, как он шел, не медленно и не быстро, широким уверенным шагом, сунув руки в карманы. Внезапно у нее возникло острое ощущение, будто она прежде уже видела эту походку и эту манеру прямо держать голову: да, это был он! Человек из черного «мерседеса», тот, что позировал для загадочной скульптуры, для каменной маски с закрытыми глазами.
Но как такое может быть? Ведь он только что скрылся в канализационном люке, ведь Караманлис крикнул, что слышит его шаги под землей! И все же в душе она не сомневалась. Она решила убедиться в своей правоте, быстрым шагом прошла в нескольких метрах от людей Караманлиса, столпившихся вокруг люка. Ставня дома номер 17 по-прежнему оставалась закрытой, но из-под соседней двери, ведущей в полуподвальное помещение, проникал свет. Табличка с надписью «Артополион», а еще больше — душистый аромат хлеба неопровержимо свидетельствовали: пекарня среди ночи начала свою работу.
Незнакомец оказался прямо перед ней: он двигался ей навстречу. Она так рассчитала скорость его шагов, чтобы столкнуться с ним под фонарем, и достаточно хорошо разглядела его лицо: не оставалось никаких сомнений — это именно тот человек. Она прошла совсем рядом и постаралась уловить запах: если он вылез из канализационного люка, она почувствует.
Но от него пахло хлебом. Да, от него определенно пахло свежевыпеченным хлебом. Мирей не понимала. Спрятавшись за первым же углом, она обернулась. Человек находился от нее на расстоянии метров тридцати. Он остановился. И вошел в телефонную будку.
В доме Ари зазвонил телефон, но Ари даже не пошевелился.
— Я не понимаю твоих слов, — сказал Мишель, — но если он жив, я найду его и заставлю выслушать… Он должен меня выслушать.
Телефон прозвонил пять раз, потом умолк, потом снова начал звонить. Мишель заглянул в лицо Ари, ошеломленный, а потом посмотрел на стоявший на столе аппарат. Его звук наполнял маленькую голую комнату невыносимой тревогой до тех пор, пока Ари внезапно не положил руку на трубку. Телефон умолк, потом прозвонил еще четырежды. Старик ничего не говорил, словно внимательно прислушивался к чему-то, а потом снова произнес:
— Есть такие места, времена и даже люди, в отношении которых слова «жив» или «мертв» больше уже не имеют привычного для нас смысла… Пробил последний час всей этой истории. Прошу тебя, сынок, уезжай, возвращайся домой. Я не должен был бы говорить тебе это, именно я, и все-таки, видишь, я тебе это говорю. Возвращайся домой, и тогда ты сможешь спастись… прошу тебя… О Матерь Божья, как здорово было бы нам собраться всем вместе, выпить узо, спеть… это было бы так здорово… О Матерь Божья… Уезжай, мальчик мой, уезжай.
— Послезавтра я буду в Чанаккале… У меня осталось мало времени.
Мишель встал, открыл дверь и набросил на плечи плащ, мокрый от дождя. Флейта умолкла, и последние огни в остерии Тассоса тоже погасли.
Мирей внимательно наблюдала за незнакомцем, ей показалось, он не сказал в телефонный аппарат ни единого слова. Быть может, никто не подходил, или он просто передавал сигнал… Для чего? Запах хлеба. Пекарня! Полуподвал рядом с домом номер 17! Он наверняка прошел там. Ей вспомнилось его движение, как он провел рукой по водосточному желобу над дверью. Она вернулась назад и подошла к калитке в заборе, но, судя по шороху и глухому ворчанию, там все же находился сторож.
Она попятилась, собираясь получше рассмотреть дверь мезонина, через которую прошел незнакомец, и заметила — над крышей здания расположен небольшой старый аттик, куда можно попасть, вскарабкавшись по толстому стволу ветвистой глицинии, скрывавшей аттик, словно навес. Так она окажется с подветренной стороны.
