— Куда это он пошел? — спросила Ливия. Аврелий лишь пожал плечами в ответ.
— Ну, и что нам теперь делать? — поинтересовался Батиат. — Похоже на то, что мы зря тащились за две тысячи миль.
Ромул сидел у стены, погруженный в собственные мысли, и Ливия не решалась подойти к мальчику. Но она догадывалась, что он может сейчас чувствовать, и страдала от жалости к нему.
— Да уж, видя все это, нам бы следовало оценить ситуацию реалистически, — начал Ватрен.
— Реалистически? — взорвался Деметр. — Да тут нет ничего реального! Ты только посмотри вокруг, ради всех богов!..
Но он не успел закончить свое пылкое высказывание, как дверь претория открылась и оттуда вышел Амброзин. Все мгновенно умолкли и уставились на торжественную фигуру, возникшую из темноты с неким ошеломительным предметом в руках: это было знамя, древко которого венчал дракон с серебряной головой, широко раскрытыми крыльями и пурпурным шелковым хвостом. На знамени было начертано: LEGIO XII DRAGO.
— Боже мой!.. — пробормотала Ливия.
Ромул во все глаза смотрел на штандарт… хвост был расшит золотыми чешуйками, и они шевелились, как живые, словно внезапно наполнившись силой… Амброзин подошел к Аврелию, глаза его сверкали. И лицо старого наставника преобразилось, как будто став лицом мраморной статуи. Старик протянул знамя Аврелию со словами:
— Оно твое, командир. Легион воссоздан.
Аврелий колебался; он, словно застыл, глядя на худощавого, почти истощенного старика… но властный взгляд Амброзина горел неким таинственным, неукротимым светом Внезапно налетел порыв ветра, подняв облако пыли, окутавшее их обоих. Аврелий протянул руку и крепко сжал древко.
— А теперь — вперед! — приказал Амброзин. — Водрузи его на самой высокой башне.
Аврелий оглянулся на своих примолкших, застывших в неподвижности товарищей, — а потом медленно поднялся на стену и укрепил знамя на западной башне, самой высокой из всех. Хвост дракона заполоскался на ветру. Серебряная пасть издала пронзительный высокий вой, свист, который так часто пугал врагов во время битвы. Аврелий посмотрел вниз: его товарищи выстроились, отдавая знамени воинский салют. Глаза легионера наполнились слезами.
Амброзин заговорил снова:
— Мы остановимся именно здесь, и мы постараемся привести этот лагерь в порядок. На некоторое время он станет нашим домом. Я попытаюсь наладить связь с людьми, которых когда-то знал, и которые, возможно, до сих пор живут в этих краях. Когда же придет время, я доложу обо всем сенату Карветии, если он до сих пор существует, или соберу людей на народное собрание. И представлю Ромула народу и сенату.
— Ты им обещал привести армию, когда много лет назад покидал эти края, — сказал Ватрен. — А вернулся с ребенком. И чего ты от них ожидаешь?
— Попомните мои слова: этот легион уже существует, и вскоре те солдаты, что разбежались в разные стороны, вскоре соберутся вокруг этого знамени и вокруг своего императора. И я напомню им пророчество: «Из южного моря восстанет юность с мечом в руке… Орел и дракон снова взлетят над великой британской землей».
— Меч… — прошептал Аврелий, опустив голову. — Я потерял его.
— Не навсегда, — уверенно ответил Амброзин. — Мы скоро отвоюем его назад, я тебе обещаю.
На следующий день Амброзин покинул лагерь, чтобы заново познакомиться с землей, которую он так давно покинул.
Он ушел один, с посохом паломника в руке, — через долину к Карветии. С каждым шагом душа старого наставника наполнялась все более глубокими чувствами. Запах трав, доносимый ветром, песни птиц, приветствовавших восходящее солнце, луга, усыпанные белыми и желтыми цветами… все возвращало Амброзина в те далекие дни, когда он был молодым, и все казалось ему знакомым, родным, как будто он никогда не уезжал отсюда.
Он шел все дальше, а солнце поднималось все выше в небо, и воздух теплел, и ручьи сверкали, словно серебряные ленты… Амброзин видел пастухов, гнавших своих овец на пастбища, крестьян, подрезавших ветви яблонь во фруктовых садах; красота природы, казалось, пыталась скрыть несчастья, надвигавшиеся на людей, или даже остановить их, — и эта мысль поразила Амброзина, как будто он увидел самый благоприятный из всех знаков.
Во второй половине дня он увидел вдали город на холме, и сразу узнал его знакомые очертания.
Это было большое древнее поселение, обнесенное стеной, как крепость, но при этом окруженное зелеными пастбищами и полями, где крестьяне и рабочие уже занимались своим делом. Одни готовили землю к севу, другие срезали с деревьев сухие ветки, и еще Амброзин увидел людей на опушке ближнего леса, — они грузили на телеги, запряженные волами, огромные бревна. Табун лошадей промчался неподалеку, и во главе его несся белый жеребец с длинной волнистой гривой; конь был не оседлан, его пышный хвост развевался в воздухе.
Амброзин прошел через главные ворота огромной виллы и очутился на просторном дворе, окруженном кузницами, столярными мастерскими, стойлами, где работали коновалы… Он вдохнул чудесный аромат горячего хлеба, услышал приветственный лай собак. Никто не спросил старика, кто он таков, что ему надо. Какая-то женщина поднесла ему ломоть хлеба — дар, которым тут встречали каждого гостя, и Амброзин понял, что в этом благородном доме ничего не изменилось с тех пор, как он ушел отсюда. Он спросил:
— Что, Кустенин по-прежнему здесь хозяин?
— Да, благослови его Господь! — ответила женщина.
— Пожалуйста, поди и скажи ему, что вернулся один его старый друг, после долгого отсутствия, и желает снова обнять его.
— Иди за мной, — предложила женщина. — Я тебя отведу к нему.
— Нет, я бы лучше подождал его здесь, как положено путнику, постучавшему в дверь и попросившему о гостеприимстве и убежище.
Женщина прошла под арку и быстро поднялась по ступеням на верхних уровень виллы. Вскоре после этого на фоне розоватого света сумерек появилась внушительная фигура. Это был человек лет пятидесяти, с голубыми глазами, с сединой на висках; его широкие плечи окутывал черный плащ. Человек неуверенно всмотрелся в Амброзина, пытаясь узнать паломника, стоявшего перед ним. Амброзин подошел ближе.
— Кустенин, я Мирдин Эмрис, твой старый друг. Я вернулся.
Глаза седого мужчины вспыхнули радостью. Он бросился к старому наставнику.
— Мирдин! — вскрикнул он и крепко обнял Амброзина. — Как давно мы не виделись! — Голос его дрогнул от избытка чувств. — Мой старый друг, когда же это было? Ох, Господи, да как же я мог не узнать тебя сразу?
Амброзин отступил на шаг и всмотрелся в лицо друга, как будто не веря, что нашел его вновь после стольких лет.
— Я прошел через все невзгоды, какие только ты можешь вообразить. Я страдал от голода и холода, и мне пришлось подвергнуться ужасным испытаниям, друг мой. Потому-то я и изменился так сильно; волосы мои почти совсем побелели, даже голос стал слабым. Но я так рад видеть тебя, так рад… Ты-то совсем не изменился, вот только немного седины на висках… А как твоя семья? Все здоровы?
