— Это точно, — ответил Аврелий.
— Так это он?
Аврелий сначала заколебался, потом кивнул и сказал, глядя прямо в глаза командира:
— Но это только между солдатами Рима.
Волусиан тоже кивнул — очень торжественно.
— Мы не хотим ни во что вмешиваться, и не хотим создавать тебе проблемы, — продолжил Аврелий взволнованно. — Мы просто хотим добраться до далекой страны, где этот несчастный ребенок мог бы жить в мире и покое, огражденный от преследований. Он не стремится к власти и вовсе не намерен доказывать свое право на титул, он вообще не хочет быть на виду. Ему нужно лишь одно: чтобы о нем забыли, чтобы он мог начать новую жизнь, как обычный молодой человек, подобный всем прочим, а мы хотим остаться с ним. Мы уже нахлебались досыта. Мы проливали кровь и пот во славу Рима, рисковали жизнью, когда это было необходимо, и вовсе не думали при этом о себе. Мы были вынуждены бежать лишь потому, что отказались повиноваться варварам; но это не проступок, это заслуга. Но мы устали и выдохлись. Отпусти нас с миром, командир.
Волусиан снова уставился на горизонт, где над снежной пустыней запада еще висела длинная кровавая полоса заката. И когда он заговорил, Аврелию показалось, что каждое слово дается командиру с трудом, как будто губы у него застыли от холода, исходившего из глубины сердца.
— Не могу, — сказал Волусиан. — Те люди, которых Сиагрий поставил рядом со мной, только и ждут случая, чтобы поймать меня на какой-нибудь ошибке и занять мое место; он сделал это намеренно, чтобы компенсировать, таким образом, мое влияние на солдат. Он узнает от них о вашем появлении, и если я промолчу — это будет выглядеть слишком подозрительно и непростительно. Лучше я сам доложу ему обо всем
— И что с нами будет? — спросил Аврелий. Волусиан посмотрел ему в глаза.
— Ну, если кто-то и скажет ему о том, кто таков этот мальчик, то это буду не я. Но мне неизвестно, догадались ли обо всем другие. В лучшем случае Сиагрий не станет во все это вмешиваться и интересоваться, что с вами произошло. Он может приказать мне самому разобраться во всем. И тогда…
— Но если он осознает правду?
— Тогда вам придется встать лицом к лицу с реальностью. Этот мальчик дорого стоит, слишком дорого — и в смысле денег, и в смысле политического влияния. Сиагрий не может игнорировать тот факт, что у власти в Италии сейчас стоит Одоакр; он настоящий царь римлян. Но это касается лишь мальчика. Для всех вас все будет куда проще. Я даже могу взять вас в свой отряд, мы нуждаемся в хороших солдатах, а их не так много на свете.
— Понимаю, — тихо произнес Аврелий. Его сердце сжалось от мрачного предчувствия, и он повернулся, чтобы уйти.
— Солдат! — окликнул его Волусиан. Аврелий остановился.
— Почему ты так заботишься об этом мальчике?
— Потому что я люблю его, — ответил легионер. — И потому, что он наш император.
Аврелий так и не набрался решимости, чтобы рассказать об этой беседе Амброзину или хотя бы Ливии. Он продолжал надеяться, что происхождение Ромула может остаться тайной, — ведь Волусиан дал ему слово. А командир, безусловно, был человеком чести. И Аврелий скрывал гложущую его тревогу, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и даже шутить с Ромулом и товарищами.
До Парижа они добрались после пяти дней плавания, к закату; и все встали на палубе у поручней, любуясь открывшимся им видом. Париж стоял на острове посреди Сены, и его окружали, где укрепленные стены opuscementicum, a где — деревянные частоколы. Они видели крыши самых высоких зданий, и некоторые из них были черепичными, на римский манер, а другие — соломенными или деревянными, как крыши старых кельтских строений.
Амброзин подошел к Ромулу.
— На той стороне реки, напротив западного берега этого острова, похоронен святой Герман. Многие приходят туда, чтобы почтить его память.
— Это тот самый герой, который повел римлян Британии против северных варваров? Тот, о котором ты пишешь в своей тетради?
— Да, именно он. У него не было собственной армии, но он обучил нашу. Он создал военную структуру по принципу древних римских легионов. Но в одном из сражений он был смертельно ранен, и умер от ран. Как тебе известно, лишь я один слышал его последние слова, его пророчество… Как только мы сойдем на берег, мы отыщем его могилу, чтобы я мог попросить его защитить тебя в будущем, Цезарь.
Матросы тем временем готовились причалить. Звучали громкие приказы, все вокруг занимались делом. Речной порт Парижа был построен в то время, когда на острове появилось первое римское поселение, и с тех пор он не особенно изменился. Судно встало на якорь у первого из трех причалов; с кормы и носа сбросили канаты, которые были закреплены на специальных тумбах. Гребцы сложили весла по приказу кормчего. Волусиан вместе с младшими командирами сошел на берег, приказав иностранцам следовать за ним. Лошади, стоявшие на корме, также были сведены на берег, включая и Юбу, который отчаянно лягался и ржал, отказываясь подчиняться конюху. Амброзин, сбитый с толку, подошел к Волусиану.
— Командир, — заговорил он, — мы бы хотели еще раз поблагодарить вас за спасение наших жизней, и попросить вернуть нашего коня. Нам необходимо рано утром отправиться дальше, и…
Волусиан повернулся к нему.
— Вы не можете уехать. Вы останетесь здесь ровно на столько, насколько это будет необходимо.
— Командир! — взмолился Амброзин, однако Волусиан уже шагал к форуму.
Множество солдат окружили Амброзина и его спутников, офицер приказал иностранцам идти с ними. Аврелий жестом дал понять остальным, что сопротивляться не следует, а Амброзин в отчаянии стиснул руки.
— Что все это значит? Почему они задерживают нас? Мы ничего плохого не сделали, мы просто путники, которые…
Но он быстро понял, что никто его не слушает, и угрюмо пошел вместе со всеми.
Ромул приблизился к Аврелию.
— Почему они так поступают? — спросил мальчик. — Разве они не римляне, как и мы?
— Может быть, они по ошибке приняли нас за кого-то другого, — попытался успокоить его Аврелий. — Такое иногда случается. Но мы во всем разберемся, вот увидишь. Не беспокойся.
Солдаты остановились перед большим прямоугольным зданием невыразительной архитектуры. Офицер приказал открыть дверь, и путников ввели в большую пустую комнату. В ее стенах виднелись другие двери — маленькие, железные. Это была тюрьма.
— Ваше оружие, — потребовал офицер.
Последовало тяжелое, напряженное мгновение; Аврелий понимал, что его окружает множество солдат, и потому последствия его сопротивления могут быть ужасными. Он вынул меч из ножен и протянул его одному из тюремщиков. Его друзья, ошеломленные столь неожиданным окончанием путешествия, неохотно последовали примеру Аврелия. Все оружие было заперто в кладовке с железной дверью, находившейся в дальнем углу помещения.
