— Не могу. А еще среди этих каменных гор я потеряю ребенка.
— Напротив, ты спасешь его: он сын «десяти тысяч», этот маленький ублюдок, так что справится. И ради него ты спасешь саму себя… Или ради нее.
— Уж лучше бы нет. Родиться женщиной — горькая доля.
— Рождение — тяжелое испытание для всех. Сколько молодых людей погибло — сегодня, вчера, — и сколько еще погибнет! Но мы с тобой живы. Скажи: ты когда-нибудь любила?
— Любила? Нет. Но я знаю, о чем ты говоришь. Однажды мне это приснилось. Юноша смотрел на меня словно зачарованный, заставляя чувствовать себя прекрасной. Каждый раз, закрывая глаза, я ждала встречи с ним.
— А теперь он больше не является к тебе во сне?
— Он умер. Смерть — самый могущественный из снов. Ты похоронишь нас, когда мы умрем? Если можно, засыпь нас землей и камнями, не оставляй на съедение лесным зверям.
— Перестань. Когда человек умирает — ему уже все равно.
Я взяла овчину и одеяло и помогла Листре устроиться на ночлег. Потом принесла ей остатки ужина, которые специально для пес спрятала, и немного вина — чтобы подкрепить силы.
Она уснула; надеюсь, тот юноша пришел к ней в грезах.
Лупа встала из-за гор, освещая долину тысячей искорок, засияла, отразившись в водах реки, бурливо текущих по ложу из чистого песка. Я хотела лишь спать, в изнеможении упасть рядом с Ксеном и забыться, но тут мое внимание привлекли дозорные, падающие от усталости, — они охраняли нас, скрывая лица под шлемами, завернувшись в плащи.
Любопытно было бы узнать их мысли.
Все остальные уже спали, и эхо последних битв звучало у них в ушах. Какие сны им снились?
Может быть, мать, несущая в руках теплый и душистый, золотистый хлеб?
В лагере прижились бродячие собаки, которые вот уже какое-то время следовали за армией; они с каждым днем тощали, потому что пропитания для них не оставалось, и грустно выли на луну.
Подул холодный ветер, налетел, словно хищная ночная птица, покинувшая свое гнездо, но в палатке было тепло, и я прижалась к мягкому, теплому телу Ксена под шерстяным плащом. Мне снились иные земли, иные звуки, иные небеса. Последнее, что я увидела, прежде чем провалиться в забытье, была подставка, на которой висели доспехи и плащ: в темноте она казалась свирепым воином, не дремлющим, замышляющим убийство, пока вокруг все спят. Последнее, что я слышала, — голос большой реки, кипение ее бурных вод среди шероховатых скал и пропастей. Ветер…
Ветер переменился.
Проснулась от сильного холода, увидела, что одеяло сползло с ног, и поднялась. Ксен уже ушел, и подставка для доспехов опустела.
Я напрягла слух и уловила странный звук, неясный шорох, а также ржание и фырканье коней вдалеке и протяжные звуки рога.
Лаяли, устало бродя по лагерю, собаки.
Я вскочила, оделась и вышла из палатки. Отряд всадников носился туда-сюда вдоль невысокого хребта, заслонявшего от нас горизонт с севера. Невдалеке полководцы — Ксантикл, Клеанор, Агасий, Тимасий и Ксен — собрались вокруг Софоса, сжимая в руках копья, щиты их лежали на земле. Шел совет.
Я увидела, что воины указывают на что-то, и тоже повернулась в ту сторону: вершины гор позади нас буквально кишели горцами. Они размахивали пиками, трубя в боевой рог: звук этот нес в себе беспощадную ярость.
— Они никогда не уйдут, — буркнул кто-то, — и всегда будут преследовать нас.
— Тогда давайте подождем их и дадим им решительный бой, — предложил другой.
— Они останутся в горах, чтобы обстреливать нас издалека, сбрасывать камни, устраивать засады. Теперь кардухи поняли: нужно наносить удар и бежать, не вступая в открытый бой.
— Смотрите! Что там происходит? — закричал четвертый.
Многие побежали к хребту, возле которого остановились всадники. Я тоже направилась в ту сторону, с кувшином в руках, делая вид, что собираюсь набрать воды в реке. И от того, что увидела, добравшись до гребня, сердце замерло у меня в груди: впереди текла река, пересекавшая долину с запада на восток, в которую впадала та, что струилась возле нашего лагеря. А на том берегу выстроилась целая армия!
Не дикие пастухи, а хорошо вооруженные воины, пешие и конные, в кожаных панцирях и поножах, в конических шлемах с гребнями из конского волоса, черных с охрой. Их были тысячи. Крупные скакуны перебирали копытами, выдыхая клубы пары.
Мы оказались в ловушке, зажатые между горами и могучей рекой, с ордой неумолимых врагов за спиной и могущественной армией впереди, на противоположном берегу реки. Они явились как раз вовремя, чтобы помешать нам двигаться дальше, а кардухов, от которых, как мы надеялись, удалось оторваться, стало еще больше, и они вели себя воинственнее. Как это возможно? Кто устроил так, чтобы армии двух враждующих между собой народов действовали столь слаженно? Тысячи тревожных мыслей и подозрений мгновенно пронеслись в моей голове, и одновременно меня охватило еще более тревожное ощущение бессилия: даже если бы наши полководцы думали так, как я, это ни к чему бы не привело. Только боги, если они, конечно, существуют и заботятся о нас, могли вывести нас из тупика.
Неподалеку, на фоне пасмурного неба, ясно выделялись фигуры двух всадников с мрачными лицами, в развевающихся на ветру плащах. Их речи словно повторяли ход моих мыслей.
— На сей раз деваться нам некуда.
— Не говори так: накликаешь беду. Но кто это такие? Не персы и тем более не мидийцы или ассирийцы.
— Это армены.
— Откуда ты знаешь?
— Так сказал наш военачальник.
— Наше оружие лучше и тяжелее.
— Да, но позади нас — кардухи, готовые биться до последнего.
— Мы тоже.
— Да. Мы тоже.
Галопом прискакал Тимасий-дарданец.
— Что происходит? — спросил его первый всадник.
— Все не так ужасно, как кажется.
— Нет?
— Нет.
— Кто это говорит?
— Наш главнокомандующий, Хирисоф.
— У него есть чувство юмора, об этом всем известно. Мне кажется, дело плохо.
— Мне тоже, — согласился второй всадник.
— Погодите, послушайте меня, — заговорил Тимасий. — Кардухи хорошо знают, что, если они спустятся с гор, мы разрубим их на куски. Более того, нам только того и надо: пусть попробуют, и мы раз и навсегда положим конец их бесконечному преследованию. Кроме того, долина довольно большая, и они не смогут бросать в нас свои камни. А вот с другой стороны у нас армия, и это действительно проблема.
— А река? Река — тоже проблема.
— Верно, — ответил Тимасий. — Хирисоф говорит, что единственный выход — пересечь ее вброд, напасть на арменов и разгромить их, прежде чем кардухи решатся спуститься. Когда мы окажемся на том берегу реки, дикари больше не смогут нам докучать.
