Он повернулся и снова прошел через атриум. Сапоги, подбитые гвоздями, громко застучали по твердому камню, когда он закрывал за собой тяжелую дубовую дверь. Исмена осталась около очага, пристально разглядывая золу. Ее темные глаза наполнились слезами.
* * *
Талос беспокоился, что его длительное отсутствие может огорчить семью, поэтому он убедил своего гостеприимного хозяина в том, что больше не может оставаться у них в доме.
— Я должен уйти, Пелиас. Моя мать будет все больше беспокоиться, мой дедушка Критолаос станет невыносимым. Этот старик хитер как лис; у него уже накопилась тысяча вопросов ко мне, и он точно поймает меня в какую-нибудь ловушку. Поверь, мне лучше уйти, также и ради твоей безопасности. Если ничего не произойдет, то ты скоро увидишь меня вновь. Я обязательно вернусь.
— Да, может, тебе и нужно идти, мой мальчик. Но будь осторожен, береги себя. Ты уверен, что достаточно хорошо чувствуешь себя? Это длинный путь, горная тропа очень крутая. Может быть, мне пойти с тобой?
— Нет, Пелиас, если ты пойдешь со мной, то это может вызвать подозрения. Мой дед, ты знаешь…
— Да, я знаю, Критолаос — старый лис. Тогда пусть боги останутся с тобой, Талос. Я никогда не забуду, что ты сделал для Антинеи. Если тебе что-нибудь понадобится, знай, что ты можешь доверять мне. Мои двери всегда открыты для тебя, а то немногое, что у меня есть…
— О, Пелиас, — прервал Талос, улыбаясь. — Не говори таких вещей. Все, что я сделал на самом деле, — это всего лишь получил хорошую трепку.
Он пошел один, вниз по тропе, которая вела к горе Тайгет, после того как попрощался с Антинеей.
— Я пойду с тобой до самого леса, — сказала она.
— Нет, ты останешься здесь. Не выходи вообще из дома, ни в коем случае…
Он дотронулся до ее волос.
— Не беспокойся, Антинея, не бойся за меня. В горах ничего не может случиться.
Талос отправился в путь, исчезая в зарослях оливковых деревьев, которые разрослись у подножия Тайгета. Он заспешил по дороге, подгоняемый беспокойством, объяснения которому никак не мог найти.
Он ушел из дома много дней дому назад, и хотя Пелиас клялся, что семья поверила его рассказу, Талос все же не был уверен, что сможет скрыть такую важную тайну от Критолаоса.
В дополнение к этому, он боялся того, что может с ним еще случиться в будущем.
Немалые усилия, затраченные на то, чтобы справиться со всеми свалившимися на него бедами самостоятельно, без совета и опыта деда, заставляли его остро чувствовать свое одиночество. Для него, без всяких сомнений, Критолаос был самым мудрым и близким человеком на свете.
Что произойдет в грядущие дни, или месяцы, или годы?..
Ему были известны люди, приговоренные спартанцами к смерти, — они прожили долгие годы, и только потом страшная судьба настигла их.
Он вспомнил человека, лицо которого было закрыто капюшоном, — того самого, который следил за мальчиком у ручья, в тот день, когда Критолаос проверял его успехи в стрельбе из лука. Вероятно, Спарта знала и об этом тоже. Но почему же тогда они никак не реагировали? Чего они ждут?
Талос ходил в город, появлялся на площади. Несомненно, его должны были узнать, — и все же ничего не произошло…
Он задумался о том, что слышал об устрашающей криптии, — секретных карательных отрядах спартанской армии. Илоты, жившие в горах, рассказывали, что те могут выследить любого, кого сочтут опасным и, не задумываясь, уничтожат его, — беспощадно, без предупреждения, ночью, в темноте, в глухом лесу. Иногда ему приходилось слышать ужасные слухи, передаваемые шепотом, о безжизненном теле илота, найденном в лесу или в лачуге…
Однажды Критолаос рассказывал ему о крестьянине с равнин, который, преследуемый членами криптии, скрылся в Мессении с помощью горных пастухов. Беспощадная месть Спарты настигла его через четыре года в таверне порта Мефон…
Неожиданно лес, всегда казавшийся Талосу безопасным и покровительственным — в котором он много раз бесстрашно лицом к лицу сталкивался с волком или медведем — стал враждебным и чреватым опасностями. Он чувствовал, что на него охотятся и, конечно, преследуют.
Талос отогнал эти мысли и ускорил шаг, пытаясь успокоиться. Как бы ему хотелось оказаться в этот момент не таким одиноким! Даже общество маленького Критоса могло бы снять тяжесть с его сердца.
Антинея… Как странно, но до сих пор он не мог понять, что случилось с ним. Это было похоже на какое-то волшебство. А теперь ее лицо и глаза всегда стоят перед ним… Он мечтает о ее загрубевших крестьянских руках, ее голых ногах, золотистых волосах.
Но его чувства к ней не могли оттеснить все остальное.
Он думал о несчастных крестьянах с равнин, подавленных ответственностью за свои семьи и постоянно подвергающихся жестокому обращению со стороны своих хозяев.
Талос думал о Пелиасе, который смог бы безропотно перенести надругательство над своей дочерью, — из страха, чтобы не стало еще хуже. Он вспомнил, как сражался с молодыми спартанцами, и наполнился гордостью. Нет, он не смирится, не склонит головы: если ему удалось заставить их прочувствовать вкус грязи, может быть, он и не был рожден рабом.
Он подумал о величавом луке из рога и проклятом мече, который лежал под землей: чего Критолаос ждет от него? Что хочет, чтобы он сделал? Пришло время выяснить это: он должен спросить его.
Со всеми этими мыслями, роящимися в голове, Талос почти добрался до конца своего путешествия. Лес остался за его спиной, он пришел на поляну у большой горы.
Он остановился, чтобы посмотреть на свою землю, на видневшийся вдали дом, со старой соломенной крышей и загонами для овец. Совсем скоро к нему подбежит малыш Криос, с лаем, приветливо виляя хвостом…
Талос пошел через поля, заметив вскоре небольшую группу людей, собравшихся во дворе дома: кажется, горные пастухи, но Криоса нигде не было видно. Что могло случиться? Он заспешил во двор. Собака медленно подошла к нему, глаза заволокла катаракта. Один из мужчин взял Талоса за руку.
— Талос, — сказал он. — Твой дед Критолаос…
Юноша застыл.
— Что случилось? — беспокойно спросил он.
— Ему плохо.
— Ты хочешь сказать, что он умирает?
Мужчина опустил голову.
Талос открыл дверь и вошел; он прошел через комнату с очагом и отодвинул занавеску, отделяющую ее от другой комнаты, где на своей подстилке лежал Критолаос. Мать сидела на табуретке, молча наблюдая за ним глазами полными слез.
Солнечный луч осветил простую постель, узловатые пальцы старика; его спокойные глаза, которые, казалось, ищут далекую истину. Талос опустился на колени рядом с постелью и взял его холодные руки в свои. Старик повернул голову к мальчику.
— Я знал, что ты придешь, — хрипло промолвил он. — Я ждал тебя, я не смог бы закрыть глаза, не увидев тебя.
